то кто?» – «Константинополь, отец», – без улыбки похлопал Федор его по плечу и сел наконец в пикап. Ох, твою ж бабушку. И все это с ящиком контрафактного виски в кузове под брезентом и травой в бардачке. В этот раз из лени не стал прятать дурь в запаску – решил, авось пронесет. Нельзя так делать. Но Федьке плевать – он уж давно тянет бога за яйца, испытывает на терпение.
В детстве он смотрел фильм про странного героя, у которого лицо было обернуто серой тканевой маской, а на ней шевелились, меняя форму, пятна Роршаха. Ему понравился тот герой, тот Роршах. У этого Роршаха внутри было страдание. И теперь, потягивая бонг, он вдруг вспоминает, как я сломала его косяк в тишине снегопада под фонарем – бессмысленный акт агрессии.
Он думает про меня с кривой улыбкой и хмурит брови. Он давно навел про меня справки. Вспоминая меня, он думает: «Странная рыжая Ло», – и почему-то это отдает страданием. Тем самым, роршаховским. Тогда он встает, с силой рвет ссохшиеся, не заклеенные на зиму оконные створки. Дым постепенно растворяется на свежем ветру из распахнутого окна. Но страдание никуда не исчезает. И он до полуночи не может заснуть. Вспоминает мою прокушенную губу и вкус моей крови. Третья группа, резус-фактор положительный – наркотик для психопатов.
* * *
Гнезда аистов, они порой разбухают до нескольких центнеров – птицы поколениями вьют их в одном и том же месте. Сухая трава, веточки, клейкая паутинка пауков-тенетников… Когда Гроб работает, он сдвигает на затылок свою вязаную черную шапку, лохматые волосы торчат во все стороны, шапка кажется натянутой на гнездо аиста. У него, когда он берется за карандаш или кисть, такой встревоженно-пристальный взгляд, будто он выронил из кармана миллион рублей и никак не может найти.
Той осенью с нами случилось что-то. Гаврила Гробин обогнал меня в росте, стал нескладен и сутул, в глазах проступило выражение какого-то вечного голода. После школы мы брали этюдники, уходили за город, к мусорным курганам, и там сидели день за днем, точно личинки цикад, превращающиеся в нимф, – такая странная стадия развития между детством и зрелостью.
Он частенько презрительно усмехался, рассматривая мои эскизы. Однажды я не выдержала и заметила, что он и сам не так хорош, как про себя думает. Эта торопливая манера не прорисовывать контуры и невнимание к мелочам – вслед за бульдогом Робертовичем я прицепилась к этому.
– Лучше вставь серьгу в ухо и подайся в пираты. Или научись делать гробы, ты же, мать твою, Гробин. Живописью не проживешь, а мертвецов мир поставляет конвейером, и любому порядочному мертвецу нужен гроб. – Он тогда побросал в этюдник кисти и тубы с краской и ушел, бросив меня одну на свалке. Он обиделся смертельно и не говорил со мной целый месяц.