Родни у Эстерляки почти не было. Друзей тоже. В былые годы к ней захаживали на чай подружки-чародейки – такие же старые мегеры, как она сама. Кенниса тогда еще часто ставили на стульчик и заставляли декламировать стихи – а бабки клекотали, раздували капюшоны от смеха.
Но это было пятнадцать лет назад. За это время две наперсницы Эстерляки скончались, а одна уехала куда-то в Эхидену, высиживать дочкины яйца. Последние года три хозяйка Кенниса вековала в одиночестве.
А родня... где-то у Эстерляки есть внук. Или даже правнук – она была такой древней, что чешуйки выцвели. Юные кобрины линяют три-четыре раза в год, взрослые – один или два раза, старики – раз в несколько лет, а совсем дряхлые вообще перестают это делать.
И Кеннис не знал, как с этим внуком или правнуком связаться. В последний раз тот навещал бабушку пару лет назад – приплыл, погостил несколько дней и уплыл восвояси. На Кенниса он смотрел, как на ходячий предмет мебели.
Немного подумав, Кеннис уволок Эстерляку на чердак. Кобрины высушивают и мумифицируют своих мертвецов, а потом погребают в стеклянных саркофагах.
Если спросят – он просто решил справиться своими силами. Он тупой раб, полуживотное. Он не знает правильных обычаев.
Кеннис все сделал как нужно. Выпрямил тело хозяйки, спрятал язык в рот, скрестил руки на груди и тщательно обмыл. Разжег огонь в жаровенке и бросил смесь душистых трав. Это прибьет запах разложения.
Пусть пока будет так. Кеннису нужно время подумать.
Когда он спустился и запер люк, Тварька жалобно заворковал, чего раньше не делал. Возможно, даже тупой василиск смекнул, что теперь только Кеннис стоит между ним и голодной смертью.
- Что, Тварька, жрать хочешь? – хмыкнул юноша. – Теперь уже не такой наглый? Ладно, на. Мы с тобой товарищи по несчастью... ай, тля, урод!..
Тварька вырвал у Кенниса крысу, едва не оттяпав при этом палец. Утащив добычу, он повернулся и бешено зыркнул на человека. Снова попытался убить взглядом.
- Не получается? – жалостливо ответил ему Кеннис. – Тварька, ты тупой. Тупой Тварька.
- Как же он ужасно обращается со своим животным, - неодобрительно произнес Дегатти.
- Сразу видно фамиллиарщика, - покачал головой Янгфанхофен. – А если бы у тебя было настолько тупое и злобное животное – как бы ты с ним обращался?
- У меня было, - сказал Дегатти. – Помнишь, я рассказывал про котенка? Когда он оклемался и подрос, то обоссал все углы и ободрал всю мебель. Я даже думал, что он болен, но он оказался просто мудилой.
На самом деле положение у Кенниса было незавидное. Он какое-то время мог делать вид, что хозяйка еще жива – она все равно давно ни с кем не общалась. Но рано или поздно кто-нибудь заметит неладное. И когда его спросят, почему он сразу не доложил о ее смерти – что он ответит?