— Миллион благодарностей за отличный ужин, дорогая мадам, — произнес он по-французски, слегка споткнувшись на длинном предложении.
Мадам Милано умилилась, всплеснула руками и воскликнула с материнским восторгом: «Ах, боже мой, чистый херувим!» Затем последовали рукопожатия, обмен любезностями, и Аллейн, Трой и Рики под воображаемые фанфары покинули заведение.
Рауль отвез их в гостиницу, где, к огорчению родителей, Рики снова оказался объектом повышенного внимания, так что даже начал проявлять признаки бахвальства и тщеславия. Встав в воинственную позу перед мсье Малакэном, хозяином гостиницы, он прокричал: «Похитители? Ха! Раз-два и готово!», чем заслужил аплодисменты портье.
— Ну хватит, кончай представление, — сказал Аллейн, сгреб сына в охапку и понес к лифту.
Шедшая следом Трой обронила устало: «Рики, милый, не будь дурачком».
Пытавшийся сопротивляться Рики немедленно затих, как только его внесли в номер. Уже приготовившись ко сну, он вдруг побледнел и заявил, что не станет спать «в этой комнате». Родители озадаченно переглянулись.
— Может, пусть ляжет с нами, а? — засомневалась Трой.
Аллейн вышел вместе с Рики в коридор, запер дверь и продемонстрировал сыну, что снаружи ее невозможно отпереть. Затем мальчика заверили, что дверь между комнатами останется открытой на всю ночь. Но Рики уперся. Под его глазами легли темные тени, он выглядел измученным и несчастным.
— Почему папа не может спать там? — сердито спросил он.
Аллейн задумался на секунду и ответил:
— Могу, конечно, а ты спи с мамой.
— Ну, пожалуйста, — попросил Рики, — пожалуйста.
— Такое обращение мне больше нравится. Послушай, дружище, не одолжишь ли ты мне свою козочку, а то мне здесь одному скучно. Хочу посмотреть, действительно ли она светится.
— Конечно, одолжит, — ответила за сына Трой, стараясь следовать педагогическим принципам и думая про себя, что на месте Рики взбесилась бы.
— Я хочу спать здесь с мамой. И с козочкой тоже, — сказал Рики и добавил: — Пожалуйста.
— Ладно, — согласился Аллейн, — но тогда ты не увидишь, как она светится, потому что мама еще долго не выключит лампу, правда, дорогая?
— Долго, очень долго, — подтвердила Трой, мечтавшая только о том, чтобы поскорее оказаться в темноте и заснуть.
— Пожалуйста, забирай ее себе, но скажи, когда она начнет светиться, — сказал Рики, выудив серебряную козочку из кармашка желтой рубашки.
Аллейн унес ее в соседнюю комнату, поставил на прикроватный столик, закрыл дверь и выключил свет.
Он сидел на кровати, уставясь в темноту и размышляя о событиях этого длинного дня, о Трой и Рики, и вскоре знакомое состояние посетило его. Ему казалось, что он смотрит на себя со стороны, смотрит и не узнает: странный незнакомец с неведомым прошлым и будущим, безжизненная тень, пустая телесная оболочка, на которую он сейчас взирает с изумлением, с каким, наверное, душа после смерти взирает на покинутое ею обиталище. «Оберон наверняка воображает, что сумел все разложить по полочкам. Рауль и Тереза — тоже, на свой лад и манер. А я так и не знаю ответа». Он мог бы отмахнуться от галлюцинации, если, конечно, это была галлюцинация, в чем Аллейн сомневался, но все еще продолжал разглядывать странную фигуру, пока наконец не обнаружил, что смотрит на флюоресцирующее пятнышко, маленькое и трепещущее, похожее на светлячка. Пятнышко разрасталось: статуэтка Рики, оправдывая ожидания, светилась в темноте комнаты. Голос все еще не угомонившегося Рики вернул Аллейна к действительности.