— Но ты же сказал…
— Это я просто вбросил ложную информацию, чтобы попусту людей не будоражить. Упомянешь белого и чёрного в одном предложении, тут-то народ и переполошится.
— Но ты ведь так и сделал — упомянул белого и чёрного в одном предложении. Сказал, что у неё была белая примесь.
— Ты прав, — папа смолк, вынул из кармана трубку, набил её табаком и зажёг. — Не знаю, насколько я умно поступил, сынок, но я решил не играть с огнём. Сказал, что она была чёрная, — вот никто и ухом не повёл. А скажи я, что она белая, — по всему округу тут же начались бы линчевания. Но женщина эта была белой, и многих это заставило бы задуматься, посмотреть на неё как на человека. С другой стороны, не настолько она белая, чтобы по этому поводу стал кто-нибудь горячиться. Печальное положение, но уж какое есть.
— Как ты узнал, что она белая?
— Сперва-то я был уверен, что она цветная, и отвёз тело в Перл-Крик, вдруг доктор Тинн или преподобный Бэйл её узнают. Они и узнали, но не потому, что она цветная. Женщина эта была белая и окружённая дурной славой, а обслуживала по большей части цветные общины за Перл-Криком. Оттого её репутация делалась только хуже. Такие женщины и так не пользуются уважением. А белую женщину, которая согласится спать с цветными, не станут уважать даже те, кто спит с людьми своей расы. В Перл-Крик она перебралась из Тайлера, при первой возможности прицепилась на подножку поезда. Работала там в основном по танцевальным шалманам и в окрестностях. Но как только поползут слухи — а уж они-то рано или поздно поползут, — что она белая, тогда уже будет не важно, что она из тех женщин, с которыми кто-либо из так называемых порядочных мужчин и здороваться не стал бы, даже если заплатил бы ей деньги. Тогда те же самые мужчины поднимут скандал: как так, чёрный прикончил белую, белые женщины в опасности!
— А разве они не в опасности?
— Женский пол в целом находится в опасности, сынок. Любому угрожает опасность, когда рядом бродит такой вот душегуб. Но, думаю, в основном он охотится всё-таки на женщин. Если сказать, что её сбило поездом или она утопла по случайности, никто по ней и скорбеть не станет. Но пока люди вроде Нейшена подозревают, что над ней надругался какой-нибудь негр, что ж, тогда Моуза или любого цветного мальчишку старше двенадцати лет могут вздёрнуть на фонарном столбе.
Мы донесли вёдра до дома.
— Ты сказал, надо удостовериться, что Моуз не виноват, но ты ведь и не думаешь, что это он, правда, пап?
Теперь мы поднялись на заднее крыльцо. Папа поставил вёдра на пол. Я тоже.