Во вторник вечером, шагая по саду, господин Симон заметил, что ни в одном окне у Рива не горит свет. Он не сразу взглянул на дом. Но затем поднял глаза — дом соседей располагался на возвышенности — и заметил что-то странное. Странным было отсутствие света. Жан-Батист Симон задумался о том, почему супруги Рива легли спать так рано, ведь обычно они старались засыпать поздно — по той же причине, что и господин Симон. Во всяком случае так Жан-Батист считал, хотя никогда не говорил об этом ни с Эрминой, ни с Жюстом. Все трое, вернее все четверо, считая Матильду, когда она еще принимала участие в дружеских беседах, предпочитали не обсуждать собственную дряхлость. В деревне многие старики только и занимались бесконечными разговорами о болях в коленях, мол, вчера болело так-то, а позавчера иначе, а доктор сказал то, а рентгенолог се, а физиотерапевт совсем другое и так далее. Во вторник вечером по дороге в сарай, под мелким дождиком, который только начал моросить, господин Симон решил, что Рива, наверное, улеглись так рано из-за необъяснимой усталости — подобного рода бессилие на него тоже наваливалось все чаще. По крайней мере, Жан-Батист точно знал, что супруги еще не уехали в Румынию. Сперва они собирались отбыть в конце июня, но перенесли отъезд на 23 июля. Билеты были куплены, Эрмина ими перед соседом уже похвасталась. Она объяснила, мол, выбор в пользу поезда связан с тем, что поезд дает большую свободу, можно посмотреть разные города, например Триест, хотя для этого, конечно, придется сделать крюк. Еще друзья договорились, что в отсутствие Эрмины Жан-Батист сам будет массировать Матильде ноги. Мадам Рива объяснила, что это очень просто, и пообещала заранее приготовить баночки с маслами.
На следующий день, то есть в среду, шел сильный дождь. Жан-Батист Симон не очень помнит, чем занимался. Работал руками — так он обычно выражался — в подвальной мастерской и в гараже. Из дома не выходил до самого вечера — в этом он уверен. А когда вышел, понял, что у Рива опять не горит свет. Он сразу же взглянул на дом соседей, потому что накануне немного удивился отсутствию света и забеспокоился. Вместо того чтобы отправиться в сарай, где хранился сыр, Жан-Батист пошел к соседям и постучал в дверь. Никто не ответил. Он постучал еще раз. И еще. Он дважды обогнул дом, хотя ливень застилал глаза. Он громко позвал друзей. Несколько раз произнес имена Жюста и Эрмины, почувствовал себя глупо, как старый безумец, кричащий в темноте. Затем он вернулся домой и, не сняв ни грязные ботинки, ни мокрую куртку, позвонил Рива по телефону — это он отлично помнил. Никто не ответил. Тогда Жан-Батист Симон опустился на стул и задумался. Он не знал, что делать. Он боялся, что зря поднимет панику, и не хотел лезть не в свое дело. В конце концов, Жюст и Эрмина могли уехать в город — навестить детей. Жан-Батист точно не знал, где живут дети, но помнил Жонаса и Леонору, хотя и видел их в последний раз давным-давно. Проблема заключалась в том, что обычно Жюст с Эрминой не уезжали в город к детям надолго. То есть иногда они, конечно, покидали дом, но всегда возвращались ночевать к себе. Если бы Рива когда-то гостили у детей дольше, чем один день, Эрмина бы с радостью об этом рассказала. А еще, сидя на стуле в мокрой куртке и в мокрых ботинках, Жан-Батист думал, что если бы супруги решили уехать на пару дней, они предупредили бы соседа. Дело не в том, что они обязаны отчитываться о своих действиях, конечно нет, просто соседские отношения всегда были дружескими, несмотря на определенную сдержанность, а после того, как Матильда попала в больницу, Рива и Симон очень сблизились.