Появился Макс и пригласил нас на чай. Мы уютно расположились в оранжерее под огромной пальмой в кадке. Со стеклянного купола свешивалась большая люстра в форме шара из цветных стеклышек. Она заливала мягким светом стол с белоснежной скатертью. Ольга Васильевна разливала золотистый чай по чашкам. Макс жевал печенье и светился от удовольствия.
Вскоре из города вернулся Дмитрий Алексеевич и присоединился к чаепитию. Отец Макса постоянно подкладывал мне конфет и печений. Словно я маленькая девочка. Это очень трогало и на душе становилось тепло и радостно. Я поняла, что нашла свой дом.
Я вышла из белоснежного Роллс-Ройса и ощутила то же, что, очевидно, ощутила Золушка, выйдя из кареты перед дворцом. Волнение и гордость. Легкий ветерок шаловливо играл легкой фатой. Шлейф струился по ступеням, пока я поднималась к Максу, стоящему у портала ЗАГСа. Атлас приятно холодил кожу.
Рубиновый кулон на длинной золотой цепочке не входил в диссонанс с кипенно-белым платьем, ведь в руках я держала букет из мелких алых роз. Я не могла не надеть кулон – это сердце подарил мне Макс. Я придерживала подол длинного платья и поднималась по ступеням, ведущим к счастью, к новой жизни, к моему любимому.
Макс в смокинге был великолепен. В руках он держал белые розы. Такие же, какие подарил мне в день нашей помолвки. Упругие бутоны на длинных стеблях. Макс смотрел на меня с нескрываемым восхищением, и это было безумно приятно.
Сердце неровно забилось и сладко заныло. Он подал мне руку, и через длинный холл мы вошли в просторный и светлый зал.
Регистраторша с вычурной залаченной прической и нарядном костюме насыщенного бордового цвета оказалась дамой весьма умной. Она не произносила прочувственной речи о создании очередной семейной ячейки, не говорила об ответственности, она вообще обошлась без пафосных слов.
На белой атласной подушечке лежали обручальные кольца. Узкие гладкие классические. Макс осторожно взял кольцо, и я заметила, что его пальцы дрогнули. Конечно, он тоже волнуется. Мне это приятно. Ведь я тоже очень волнуюсь, сама не знаю, почему.
Макс надел мне на безымянный палец правой руки золотой обруч и сжал мою ладонь:
– Попалась, птичка! Я тебя окольцевал. Пожизненно.
Я проделала ту же манипуляцию с его рукой и рассмеялась:
– Теперь ты тоже окольцован.
Регистраторша попросила нас поставить подписи, и пожелала счастья. Как же это было просто и хорошо!
После символического обряда дама предложила нам поцеловаться. Что мы и сделали с огромным удовольствием и рвением.
Максимилиан откинул пышную фату. Его нетерпеливые пальцы запутались в белом облаке тонкой прозрачной ткани, и он едва не порвал его. В глазах Макса горел тот самый огонь, который я передала на портрете. Огонь бесконечной любви и нежности. И страсти.