— Зачем тебе столько голов? — спросила Дороти, осматривая сводчатый потолок и золотые поручни лестницы.
— Это как менять одежду, — начала Ленгвидер, коснувшись лица Глинды. — Я люблю свои белые платья так же сильно, как и свои головы, — она быстро села и наклонилась вперед, изучала Дороти. — И мне нравится твое лицо. Оно не такое красивое, как у твоей матери, но достаточно похоже. Если бы только я могла взять голову Ривы до того, как она стала чудовищем, но она была сильной и могущественной фейри.
— Ты знала, что она моя мать? — спросила Дороти, стараясь ее разговорить.
— Конечно, я знала. Локаста и я работали сообща долгое время, но нашей дружбе пришел конец. После того, как я обрету твою голову, Запад уже никогда не отнять у меня, и у меня будет все, чтобы завоевать ее территории и, конечно, Изумрудный город.
После последних слов Лиона о Локасте, Дороти должна была понять, что Ленгвидер все знает. Она крепко сцепила пальцы вместе, чтобы не прикрыть шею руками, отчаянно придумывая, как сбежать.
— Тора, принеси мне клинок, — крикнула Ленгвидер, и Дороти застыла.
Тот же колесник, что был ранее, ворвался в комнату с мачете Дороти, лежащим на изогнутой спине. Элегантная рука Ленгвидер сжала рукоять лезвия. Она крутила его в руке, проводя ухоженными пальцами по металлу. И продолжала беззвучно вращать клинок, хищно наблюдая за Дороти.
Атаковать Ленгвидер было нечем. Ее мозг пытался найти решение — что угодно. Сердце Дороти забилось от слишком большого количества эмоций, дыхание стало неровным. Возможно, ей удастся поднять стул и бросить его в нее — нет, слишком тяжелый.
— О чем ты думаешь? — спросила Ленгвидер.
— Ни о чем.
— Тебе лучше не лгать мне.
Тонкие струйки острой боли, словно колючки, ударили по ее телу. Не в силах сдержать крик, Дороти закричала. Это повторялось снова и снова, пока Ленгвидер, встав с дивана с лезвием в руке, пробовала замахнуться. Слезы навернулись на глаза Дороти, и она не могла даже поднять руки, чтобы смахнуть их.
Ленгвидер медленно подошла ближе — она собиралась использовать мачете. Дороти знала, что та с нетерпением ждет возвращения Лиона, и теперь ей нужна была голова.
Дороти сжала кулаки, так что костяшки пальцев побелели. Знакомая волна серебра промелькнула перед ее глазами, и она едва не задохнулась. Прилив пришел к ней, как тогда с Лионом, и с Ривой — ей нужно было ухватиться за это пятнышко света. Но оно ускользало от нее. Воспоминание, спрятанное где-то глубоко внутри нее, выскользнуло наружу. Дороти была младенцем, и женщина с лицом, скрытым за влажными каштановыми прядями волос, держала ее, шепча что-то ей на ухо. Телия. Затем дверь распахнулась, и в комнату вошла другая женщина с волосами цвета обсидиана.