– Чего я там не видела?
– Да ты ничего не видела… Насильственные преступления на бытовой почве – убийства, изнасилования, побои, – каждый день пачками регистрируются, а ты уверяешь, что я должен сохранить веру в незыблемость семьи просто по тому, что она семья. Ха, даже смешно. – Он воодушевленно сел. Поправил спинку, закрепив ее снова вертикально. – Ежегодно регистрируются 30-40 % только насильственных преступлений с бытовыми мотивами. А сюда добавь кражи, мошенничество… Добавь сюда то, что сегодня не подпадает под уголовное преследование.
Аделия молчала.
– То есть ты в семью совсем не веришь?
– Отчего же? Верю. Но я давно избавился от розовых очков. «Он самый близкий мне человек, он так не мог». Мог, еще как мог… Вот та женщина, про которую моя мать спрашивала. Они разошлись с мужем из-за бабы на стороне… Ну, гульнул он, да. Не с какой-то там посторонней, не с прос… девушкой облегченного поведения, а с секретаршей своей. Любовница эта решила, что не хочет быть секретаршей, а хочет стать владычицей морскою, и чтобы весь офис был у нее на посылках. Возьми, да и сообщи супруге. Да во всех подробностях. Предполагаю, что и от себя для красоты и драматизма добавила. – Макс смотрел прямо перед собой. Говорил жестко, отрывисто, будто грозди вколачивал. – Мужик, уверенный, что его жена – адекватная женщина, сделает ему взбучку, но в конечном счете простит, особо не защищался. В итоге, супруга отсудила у него право проживания сына. Мамаша ее решила мужика добить, стала препятствовать встречам с сыном, настраивать парня. Он маленький, в садик ходит, ему и так хреново, папки рядом нет, мать вечно на взводе. Начал болеть – там целый букет открылся, включая астму. В итоге мужик этот решил все по-своему: украл ребенка.
– Ужас какой. Ребенка нашли?
Макс повернулся к ней, посмотрел странно, слишком пристально и зло:
– Конечно, нашли. Я и нашел… Но я тебе это к чему говорю? Никто не может сделать так больно, как близкие люди. Потому что они знают все, ВСЕ, твои слабые места. И знают, как за них схватиться так, чтобы ты взвыла. – Он помолчал, отвернулся к окну, а когда посмотрел на Аделию вновь, взгляд горел: – Знаешь, у Макиавелли есть такая мысль, которая мне никогда не давала покоя, еще с юрфака. «За малое зло человек может отомстить, а за большое – не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести». То есть если бьешь, то бить так, чтобы противник не поднялся. И вот близкие – родственники, друзья – могут ударить именно так. Под дых. И хрен поднимешься.