– Я это отлично знаю, но считаю, между нами подобные слова неуместны. Вот и все, Венсан, – заявила она со сдержанным благородством.
Она подпустила в свой голос нотки презрения, стянула с носа очки, но из-за того что стояла ссутулившись, между стеной и письменным столом, вцепившись пальцами в спинку стула, презрительная поза ей не слишком удалась. Без очков ее красивые близорукие глаза скользили по моему лицу, но словно вовсе не видели меня; мне вдруг стало так не по себе, что я подошел к Одиль и крепко поцеловал ее в губы. От нее пахло фиалкой, как всегда пахнет от женщины, которая с утра до вечера сосет фиалковые пастилки, и это было очень даже приятно.
– Боже мой! – сказала она, когда я ее отпустил. – Боже мой! – И приникла ко мне.
Я поставил ее, как ребенка, на ноги, погладил по волосам, умиленный фиалковым запахом, который мне кого-то напоминал, но кого? Боюсь, что бабушку. Неудачный я выбрал момент, чтобы вспомнить о своей бабушке.
– Может, вы предпочитаете, чтобы вас целовал тот, кто носит воротнички «Клодин» <Круглый воротничок, получивший имя героини популярной в начале века серии романов французской писательницы Колетт («Клодин в школе», «Клодпи в Париже» и т. д.)>? – нахально осведомился я.
– Но... но... – Она почему-то перешла на шепот. – Но это совсем не то, что вы думаете. – Ее взгляд блуждал. – Воротнички «Клодин» для женщин!
Я наклонился и, продолжая говорить, принялся невозмутимо целовать ее в нос, губы, лоб, волосы. От нее приятно пахло – пахло недорогим туалетным мылом «Сантал», но особенно пахло фиалкой.
– Так вы говорите, мужчины не носят воротнички «Клодин»... Что ж, вот я и избавился от одного из своих дорогостоящих предрассудков. Эта фиалка изумительна... Мне мерещится:, будто я со своей бабушкой. Да-да, конечно!
– С бабушкой? – опрокинуто повторила она в ужасе, начав потихоньку отвечать на мои поцелуи.
– Она тоже сосала фиалковые леденцы, – уточнил я, чтобы успокоить Одиль. – Вы шутите? Я ничем предосудительным с моей бабушкой не занимался.
– Но мы поступаем плохо, плохо! – залепетала она ребячливым и глуповатым голосом. – Венсан, вы... вы отдаете себе отчет? Лоранс – моя лучшая подруга!
Я поцеловал ее в последний раз и отошел с каким-то размягченным, легким сердцем. Вот и обновил свой дикий костюмчик. Пусть Одиль и не красавица, но, когда ее целуешь, что-то в ней проступает такое легкое и неприкаянное, чего не найти и у шести очаровашек, вместе взятых.
– Обещайте мне, что больше это не повторится, – сказала она, потупив глаза.
– Ну и как я могу вам такое пообещать? – ответил я со всей галантностью, на какую был способен. – Но я постараюсь... обещаю, что буду стараться. Послушайте, Одиль, вы же знаете, как я люблю Лоранс. Она моя жена, моя супруга, вы понимаете, что нас связывает.