Я знал, что для нас это только передышка, временное чудо – и створки ада могут начать разворачиваться в любой момент, но сейчас они были закрыты, как ночные цветы. Это чудо было не единственным. Здесь было много необыкновенного: например, то, что я вдруг вспомнил, где я раньше видел нашего голубя, – ошибки быть не могло: это был тот самый трехпалый бедолага, который прилетал к Метафизику зимой, чтобы подкормиться (я, однажды наблюдавший это, видел вблизи его оранжевый глаз, его обтекаемое тело, его короткие перья). Странно и то, что я понял это не сразу.
Я перестал сомневаться, только когда мы сбили замок и пробрались в дом, дрожа от сырости, и я зажег спичку пальцами, не разгибающимися после гонки. Когда установил в хозяйском подсвечнике свечу. Когда мы сняли ботинки, переобулись в две пары шаркающих доисторических тапочек; когда Инга обнаружила, что газ к плите еще подключен, и поставила кипятиться воду, задумавшуюся в ведре с бог весть каких времен. Когда мы нашли ядреную краснодарскую заварку в хлопающем всеми дверцами хозяйском буфете. Голубь сел мне на руку, склонил голову, заглянул в лицо огненной прозрачностью глаз – и я увидел: он понимает, что я его вспомнил. А я думал о том, что в школе нам врала и биология, и физика, и литература, и русский язык. Метафизику нам не преподавали.
Птицы обладают сознанием – думал я.
По крайней мере, одна из них (а если это ясно так отчетливо, что же мешает предположить его у них у всех?). Этот голубь сам нашел нас. Я не совсем понимал, как он это смог. И какие у него планы насчет нас.
– Инга, – сказал я, – это голубь Метафизика.
– Я уже об этом подумала, – ответила она тихо.
– Или знала?
– Как можно что-то знать окончательно?
– А Виктор Петрович… бывал у тебя вместе с ним?
– Конечно, нет. Он же не ручной.
– Как ты думаешь, что все это означает?
– Думаю, он понимает, что мы друзья его друга.
– Или птенцы.
– Птенцы-друзья, – она улыбнулась; мне нравилось, когда она была такой: точной, но не резкой.
– И ему теперь нужна наша помощь, так?
– И это тоже. Но мне кажется, дело в другом.
– Что ты хочешь сказать?
– Думаю, он знает, где Упрямое дерево.
– Ты его так называешь?
– Ну да, Ветлугин – значит ветла, дерево. А что?
– Нет, ничего.
– Он знает, где он. И знает, где мы.
– Мы должны написать записку. Примотать к лапке.
– И выпустить его.
– Да. Может, Метафизик сумеет сообщить, где он. Как его найти.
– А если его уже расстреляли?
– Мы узнаем.
– Как?
– Если голубь вернется без груза.
– Мы будем ждать его здесь? А если его долго не будет?
– Будем ждать очень долго. Сколько нужно. До тех пор, пока он не вернется.