Промежуток (Кузнецова) - страница 68

Крот Семеныч. – (Странное имя, или это мне послышалось?) – Установить твою личность нам ничего не стоит, но выбор работы – конечно, дело добровольное. Пока добровольное. Парни, пройдемте-ка в контору оформляться. Это недалеко. И получить ваш первый аванс. Завтра с утра пораньше прочесываете район, начиная с этого двора.

Он подмигнул нам. Его «быки» поднялись. Хлопнув Лёху по плечу, Крот Семеныч подхватил под локоть Степана, а Вован и Сашка сами поплелись следом. Мы с Дюшей остались. Мужики не оборачивались. Я думал о том, что нужно идти домой и собирать книги. Я думал, где могу их спрятать. Закопать в пакете? Но это надо сделать ночью. Как бы успеть до завтра! Где взять лопату? Как сделать место незаметным? Как сообщить родителям?

И тогда Дюша посмотрел на меня своим странным взглядом и быстрым шепотом произнес: «Если у тебя что-то есть, можешь спрятать у меня в прозекторской. У мертвецов они искать не будут. У меня есть ключ. Николаич не сдаст. Купим ему бутылку.

Я пошел собирать рюкзак. Давай, через час у твоего подъезда».

Шествие наших назначено на сегодня.

Я не говорил ей. Знал, что, если скажу, не смогу ее остановить. Инга поедет в Москву, я отправлюсь за ней, и все закончится слишком быстро. Жизнь, пунктирная общность, сопротивление – все.

У нас не будет ни единого шанса вытащить Метафизика – у нас и так почти нет шанса, у нас какая-то микронная доля процента, но я не могу отказаться от этой задачи, хотя она вызывает во мне слишком сложный комплекс чувств. Любовь по сравнению с этим – слишком простая, ослепительноясная вещь. Но у нее есть побочное действие. Она подразумевает подключение к нескольким новым законам в этой реальности. Я пока распознал один: закон всемирного тяготения к абсурду. Именно поэтому спасение моего соперника сейчас – задача номер один для меня. Нет, не великого поэта, объявленного последним, а соперника, равного. Мне необходимо это совсем не ради поэзии, хотя я, наверное, не смог бы без нее жить.

И не ради Инги – хотя без нее я точно не смог бы жить. И даже не ради абстрактной чести (может быть, у меня ее и нет). Не ради кого-либо или чего-либо. А ибо абсурдно.

Инга бросила нас обоих, по разным причинам – но все-таки уравняв нас в правах, и это сблизило нас в том промежуточном пространстве, буферной зоне между чем-то совершённым – и чем-то совершенным, которое нам (и это ясно) едва ли будет дано.

В промежутке, полном жути, лишь немного разбавленной горьковатой нежностью.

Нет, сейчас мы не мастер и ученик, а просто двое мужчин, которые любят/ любили (и только сторонний наблюдатель может нужное подчеркнуть, а мы слишком внутри) одну и ту же несовершенную женщину (наше счастье и несчастье с ней было разным, и все же). А она отказалась от нас обоих. Может быть, просто сочла, что не выдерживает эту жизнь – с кем бы то ни было. То, что его она все-таки любила (любит), а меня – как это ни жестоко, нет (другое; нужное подчеркнуть), возможно, в нашей общей истории не имеет значения. Небо обрушивается и накрывает нас. С Ингой что-то не так, но ей я еще, может быть, сумею помочь; хуже другое: что-то не так с мирозданием, обломками которого все мы придавлены.