«Сколько денег может заработать девушка?» — спросил я.
«Зависит от того, на что она согласна. Из „Парадиза“ я приносила домой по две тысячи долларов за ночь. А когда я ходила по вызовам на дом, я могла заработать от пятисот до трех тысяч долларов за час. Теперь я зарабатываю намного меньше, но все равно могу выплачивать за дом и за машину», — ответила она.
Апрель, похоже, не смущали откровения о ее прошлом и настоящем; возможно, всему причиной была скрытность «императорских покоев», возможно, тот факт, что она без лифчика и сидит у меня на коленях, а может быть, и то, что это Вегас и времени уже больше трех часов ночи. Никто особенно не скрывал, что в Лас-Вегасе весьма терпимо относятся к секс-индустрии. Любой, у кого под рукой есть телефонная книга, может нетерпеливым пальцем набрать номер легального эскорта, готового вести переговоры о нелегальных «дополнительных услугах». Если этого недостаточно, то город кишит клубами свингеров и ночными заведениями, где предприимчивый человек всегда может найти свой любимый вид порока. Вегас заслужил свой псевдоним «город греха» не благодаря Зигфриду и Рою.
«Твои клиенты были в основном крупными игроками? Я имею в виду вызовы на дом», — спросил я.
Она отхлебнула шампанского, оставив на фужере полумесяц из помады, и сказала: «У меня были деловые связи с управляющими некоторых главных казино. Если в городе появлялся кто-то, кто мог себе такое позволить, и хотел блондинку, они звонили мне. Знаменитости, спортсмены, крупные игроки. Те же люди, что зависают в „Парадизе“ после боев, — те, кому не хватает танца на коленях».
Вегас имел оборотную сторону, о существовании которой все догадывались, но никогда не видели ее в реальности. Где-то на своем пути Кевин и его друзья лицом к лицу столкнулись с этой темной стороной. Хотя опыт Апрели как стриптизерки и девочки по вызову не имел ничего общего с подсчетом карт, она представляла именно ту часть Вегаса, о которой вы не прочитаете в путеводителях.
«Ты любишь Вегас?» — спросил я.
Она приумолкла, удивившись вопросу. Потом пожала плечами и ответила: «Я люблю деньги. В обычном мире я работала бы за прилавком. Даже при том, что я больше не могу выступать в „Парадизе“, я могу хорошо зарабатывать, толкаясь в этом гадюшнике. Где еще девушка сможет позволить себе дом и машину?»
Ее лицо не изменилось, но я услышал жесткие нотки, которых ожидал. Возможно, тот факт, что в свои двадцать пять она уже считалась старой для такой работы. Или дело было только во мне, незнакомце, задающем вопросы, на которые есть только стандартные ответы.