Мятеж в империи (Назимов) - страница 63

– Честно говоря, хоть в купе и комфортнее, но машина нам дает возможность маневра. Кстати, не так мы сильно и отстали, наш состав всего два часа назад Вятку покинул. Какие-то согласования требовались с продвижением по железной дороге, – ответил советник.

– Как узнал? – поинтересовался я.

– Пару вопросов задал охране князя, те не сочли нужным эту информацию скрывать, – ответил Анзор.

Я сел в кресло и прикрыл глаза; в столице мятеж, неизвестно, как там и что, а подданные императрицы закатывают приемы. Как же так? Неужели все считают, что ничего страшного и опасного не происходит и революционеры ничего из себя не представляют? Идиотизм какой-то! Скорее всего, примерно так и произошло в моем мире, когда до последнего момента никто не верил, что устои уже поменялись. Так и здесь я вижу безмятежные лица, веселье и смех, ну, чуточку озабоченности, что где-то далеко идет сражение не на жизнь, а на смерть.

К этому невозможно привыкнуть, а изменить ничего нельзя. Пока каждый житель империи не поймет, что это касается и его лично, он не пошевелится. Убеждать всех и вся? Можно, но для этого следует привлекать прессу. Кстати, а почему бы и нет?

– Анзор, а не дать ли нам с тобой пресс-конференцию? – не открывая глаз, спросил я своего советника.

– Пресс – чего? – переспросил меня Анзор.

– Организовать встречу с местными журналистами, дать ответы на их вопросы и самому высказаться о происходящем, – пояснил я, обдумывая возникшую мысль.

– Переврать могут, – осторожно заметил друг. – Не забывай, мы не в Екатеринбурге, где борзописцы знают, что огребут по самое не балуй, если хрень всякую опубликуют.

– И тем не менее стоит рискнуть, – встал я и поморщился: не привык босым расхаживать, сапоги за последнее время стали чуть ли не частью меня самого.

Обувку мне вернули, начищенную так, что можно смотреться, словно в зеркало. Горничная поведала, что относила их обувщику и тот еще каблуки поменял.

– Спасибо, красавица, – поблагодарил я. – Как тебя зовут-то?

– Танькой кличут, ваше высокопревосходительство, – стрельнула она в меня глазками. – Сергей Дмитриевич велели мне вашей личной горничной работать.

Анзор не сдержался и заржал в голос, а потом уточнил:

– Милая барышня, а мне перинку не застелешь?

– Могу, – с легкостью согласилась горничная, – если Ивану Макаровичу не понравлюсь.

– К князю проводишь? – спросил я говорушу, у которой стыда нет.

– Отчего же не проводить? – кивнула та. – Лаврентию скажу, что вы со мною идти пожелали, – выглянула она в коридор и что-то прошептала камердинеру князя.

В коридоре кто-то закашлялся, а потом до нас долетел восхищенный возглас: