Впрочем, почему казалось, луне на самом деле было всё равно.
* * *
Он стоял у окна и смотрел, как кроваво-красное солнце садится в чёрную тучу.
– Будет дождь, – с тоской подумал он и отошёл от окна.
Но дождя не случилось. Налетел резкий ветер, подхватил тяжёлую тучу и унёс её вместе со спрятавшимся в ней солнцем.
Наступили обычные тёплые сумерки, которые случаются во время бабьего лета.
Повеяло опьяняющими ароматами с цветущих клумб. Острее всего чувствовался запах бархатцев и хризантем.
Луна, едва проглядывающая в сумерках, с наступлением темноты засияла не просто ярко, а ослепительно.
Если бы, кто знал, как он любил ночь!
А лунные ночи он любил вовсе не за приписываемые ей магические свойства, а за то, что она скрывала его, или давала ему иллюзию сокрытия, благодаря которой он чувствовал себя всемогущим невидимкой. И в тоже время лунная ночь держала перед ним мир точно на ладони. Он видел всё и всех.
Именно в такие ночи его охватывало чувство всемогущества и безнаказанности.
Ему хотелось властвовать над миром, держать этот мир в страхе.
Однако разумом он понимал, что властвовать над всем миром вряд ли удастся…
Но вот женщины…
Женщины, выходящие в одиночестве на улицы, заполненные светом луны, бросали ему вызов. Он это ощущал каждой клеточкой своего сумрачного разума и принимал их вызов.
.Особенно были опасны те, которые носили на себе отсвет зари, то есть розовый цвет. Они напоминали ему о том, что ночь не вечна и наступит утро.
– Увы, – думал он, – остановить наступление утра не в его силах, зато он может сделать так, что они, бросившие ему вызов, до этого утра не доживут.
И поэтому каждую ночь полнолунья он выходит на охоту.
Они не оставляют ему выбора.
Вот и сегодня он должен идти, чтобы сражаться с пособницами света, призывающими утро и изгоняющими ночь. Ночь, которую он всегда носил в своей душе.
Он проверил своё снаряжение.
Как истинный рыцарь ночи, коим он себя считал, он всегда носил плащ. И оружие его всегда было при нём, даже если ему случалось выйти днём за хлебом или колбасой.
– И так, час пробил, – сказал он себе, – я должен идти.
Скрипнула, открывшись и закрывшись, входная дверь.
Потом одна за другой заскрипели ступени деревянной лестницы.
Дому, в котором он жил, уже исполнилось сто лет. Построили его ещё при царе, кажется для артельных рабочих.
После революции, жильцов уплотняли, выселяли, вселяли новых, потом на всех живших там, власти махнули рукой, но сам дом никто никогда не ремонтировал.
И вот теперь новый губернатор задумал снести весь квартал, назвав старые дома развалюхами и позором для города.