— Скажете тоже, граф. Мексиканцев веками вразумляли испанцы, а те — великие мастера убеждать. И потом, совершенно же ясно, что в случае заключения мира и САСШ и КША продолжат соперничество, но уже мирное в «гонке на Запад». И тут России придётся отдать южную часть Калифорнии нам, чтобы выстоять против янки, не быть сброшенными в океан. Если же царь решит поставить на индейцев, и вы начнёте снабжать племенные союзы оружием для войны с белыми людьми, это будет страшной, непоправимой ошибкой. Тогда против вас могут выступить в едином строю и юнионисты, и конфедераты. Весь цивилизованный мир отвернётся от России!
— Вы словно не генерал, а неистовый миссионер в Неваде. Знаете, Пьер, в среду пайщики Российско-Американской Компании устраивают здесь же приём. Приезжайте, поговорим более предметно, по всем пунктам послевоенного обустройства на континенте переговорим.
— Почему со мной? Или такие разговоры вы ведёте со…
— Нет, — уже Образцов перебил Борегара, — ни с кем более, подобных разговоров я не веду. Дорогой Пьер, российский император считает вас наиболее достойным кандидатом на пост главы Конфедерации.
— Вот как. А Джефферсон?
— В среду, генерал. Обо всём в среду. Возвращайтесь за стол, а я, на правах хозяина продолжу «беспокоиться о десерте и винах, спущусь в погреб»…
Проводив генерала Образцов действительно спустился в подвал. Не в винный погреб, конечно, а к братьям Кустовым.
— Отдыхаете?
— Так точно ваше высоко…
— Без чинов, капитан. Без чинов! Налейте-ка ребята и мне. Хоть с русскими офицерами выпью, от души. Не с конфедератами дипломатничая.
Серафим Кустов как младший возрастом и званием споро наполнил рюмки водкой. Дмитрий, отчего-то застеснявшись, пододвинул к наместнику тарелку с отварной картошкой, обжаренной в сале.
— О, братцы, по-домашнему решили посидеть, по-семейному — догадался граф, — как в доме отчем. Ничего, скоро Ефим Фомич прибудет из Петербурга. Его величество на примере вашего батюшки хочет показать всей империи, чего можно достичь честной службой Отечеству, без связей, без протекции, едино лишь честностью и усердием.
На самом деле, всё было совершенно иначе. Губернатора Русского Вашингтона «придержали» в Петербурге на время, как выразился Константин, «раскулачивания» Беловодьевской старообрядческой общины. Нет, никто «кубышку» у бородачей не изымал, наоборот, к управлению финансами общины встали молодые тридцати-тридцатипятилетние промышленники и финансисты, в той же общине, в «хороших семьях» возросшие. Но молодым грамотеям, по три-четыре языка знающим, по миру помотавшимся, в Китае и в Японии и в Европах бывавшим и обучавшимся, «старцы» ходу не давали, делая ставку на «смирных и послушных»…