– Здесь у меня есть я, – быстро ответила Джордан, стараясь, чтобы это прозвучало спокойно, а не грустно и надломлено, как было на самом деле.
– О, сладкая, это ты плохо начала.
То, что Джо начала так себе, она знала и без едких замечаний Алексы. Ее начальница была одной из тех девушек, чьи фото в «инстаграме» вызывают желание удавиться, а люди, с которыми она обнимается на этих самых фото, разжигают костер зависти и досадливой злобы. Алексе было от тридцати до тридцати пяти, но многие вполне могли ошибиться с возрастом лет на семь-восемь – всегда в меньшую сторону. Достаточно широкие скулы и узкий подбородок делали ее лицо треугольным, что в сочетании с длинными прямыми волосами самого светлого из палитры русых оттенков выглядело идеально. Слегка узкие глаза – словно она чуточку устала от разговора с тобой или не так уж заинтересована в общении вовсе, – тонкий нос и большие пухлые губы. Джо с первого взгляда решила, что это пластика, пока не нашла «инстаграм» своей начальницы: на детских фото губы были такой же формы, а трехлетней малышке вряд ли вкалывали ботокс. Хотя никто бы не удивился – это же Лос-Анджелес.
В общем, стройная, высокая, уверенная в себе Алекса была эталонной красоткой побережья – даром что умная. Джо никогда не имела ничего против моделей, блогеров и других неклассических профессий – еще бы, она сама-то не экономикой дышала, – но ее начальница как-то слишком хороша для человека, больше проводящего времени за кадром, чем в нем. А вот для бесконечных тусовок, которыми живет этот город, – в самый раз. Алекса знала себе цену, отдавала себе отчет в каждом произнесенном слове и вполне могла поставить на место любого. И в этом был ее особый шарм – шарм человека, настолько уверенного в себе, что ему не нужно ничего изображать, притворяться и доказывать. В отличие от самой Джо. По правде говоря, пока что у Джордан не было даже самой себя.
* * *
Когда Джо объявила срочный сбор, все немного поднапряглись. Мейси гадала, не помирились ли они со Скай, а Эмма сразу почувствовала наступление чего-то масштабного. Джордан писала, что едет из Стоквуда, заберет Николь, а потом хочет увидеться до того, как попадет домой. Это не могло означать ничего хорошего. Во-первых, каким ветром ее снова занесло в город, где ее давно могли посадить за поджог. Во-вторых, срочных сборов не было со времен неудавшейся помолвки – больница не в счет. Угадать, что же случится сегодня вечером, Эмма не могла – они с Джордан сдержанно улыбались друг другу, болтали за обедом, но вне общих комнат старались не пересекаться. Они жили параллельно: Эмс страдала и обжиралась, а Джо выглядела затравленной и потухшей – последние дни особенно. Это не ускользнуло от взгляда Эммы – она, как мазохист, искала в состоянии сестры свою вину и ненавидела себя все больше и больше. Ее два главных триггера – Джо и Дом – всегда были где-то рядом: в доме, в телефоне, в мыслях – и она даже не пыталась сделать свою жизнь легче.