Мирковский был предельно внимателен и играл свою роль безошибочно. Прежде всего он начал проявлять непримиримый и жестокий характер, требовал железной дисциплины от каждого, категорически запретил пьянство.
Штеккер не мог не оценить по достоинству этих качеств сурового «власовского офицера». Да, конечно, дисциплина была необходима в тех обстоятельствах, в которых они находились. После первого же случая нарушения приказа, когда несколько бандитов, раздобыв на каком-то хуторе спирта, напились и учинили драку, Яблонских потребовал суда и расстрела провинившихся.
— Я расцениваю это как предательство, ведь с пьяных глаз они провалят всех нас. Терпеть это — все равно что танцевать босиком на лезвии бритвы, — заявил он Штеккеру. — Предоставляю вам право самому разделаться с негодяями. Нужны жесткие меры, самые жесткие.
Август пытался было возражать, но Яблонских настаивал.
— Если вы так оставите дело, Штеккер, то завтра перепьется весь отряд. Дурной пример заразителен. Без дисциплины мы с вами быстро окажемся в руках НКВД. Вам этого хочется?.. Если бы это касалось моих людей, я бы не выглядел такой тряпкой, какой мне представляетесь сейчас вы…
Вторым условием полковника — он ссылался на установку, полученную свыше, — была выжидательная тактика. Иными словами, Яблонских считал, что до поры до времени отряд не должен предпринимать решительных действий, а выжидать перемен на фронте. На это, как он знал, тщетно уповал его заместитель.
Но вскоре Штеккер начал бунтовать. Скрипя зубами, он слушал сводки Советского Информбюро о новых победах советских войск. Передачи из Берлина выдавали отчаяние и растерянность, которые царили в Германии. Там подчищались последние людские резервы.
— Мы больше не можем ждать перемен и сидеть тихо, как мыши, мы должны действовать! — настаивал Штеккер. — . Тормошить врага и беспокоить его. Он, наверно, уже не остановится…
Яблонских возмущался:
— Как вам не стыдно, Штеккер! Вы немец, и так говорите. Если у вас есть хоть какие-то перспективы на будущее, то у меня их нет вообще. А ваши наскоки — это чепуха. Надо выжидать, копить силы для солидной операции, на которой не обидно будет даже свернуть шею.
А время шло. Отряд менял дислокацию и на лесных дорогах встречался с другими бандами. Иногда устраивались совместные совещания. Небольшие группы недобитков — гитлеровцев и изменников Родины, рыскавшие в ту пору по Литве, — лихорадочно искали хозяина, искали, кому бы предложить свою облезшую шкуру. И Яблонских милостиво соглашался принять их к себе. Вскоре банда насчитывала свыше четырехсот человек.