Всадник подождал, пока Серж не залез в фургон, и неторопливо пошел к своему коню. Ну, поехали уже!
Серж рулил за провожатым, подключив плетения колес. Кавалькада орков держалась чуть поодаль, в паре фарлонгов, соблюдая приличия — все же вроде едет как гость, а не пленник. Да, до их стойбища — несколько миль, как же они успели доложить о его появлении? Наверняка те дуболомы на въезде не такие лапти, какими кажутся, скорее всего припрятан у них связной артефакт, штука для орка редкая и запредельно для них дорогая, но чего ради безопасности не купишь… Одно дело — случайный путник, за каким-то чертом попершийся в дикие земли, и совсем другое, если вдруг айзанцы или другие племена решат учинить какие-то свои разборки. С дозорными лучше, узнаешь, кто идет, и сделаешь вывод — либо напасть, либо драпать со всех ног. Хитрозадые степняки, ох хитрозадые… А простые здесь не выживают.
Признаки стойбища он заметил еще издалека по тому, как стали попадаться под колеса лепешки кизяка, а потом и стада появились, крупного рогатого скота, хотя впечатления крупного они совсем не производили, заморыши какие-то. Ну правильно, подумал Серж, жрать им здесь особо нечего. Это не пастбище. А вот уже и показалось само стойбище — стандартное стойбище степняков с палатками-юртами, закутанными с ног до головы орчанками и перепачканными пылью и грязью голожопыми детьми, визжащими так, как будто из них изгоняли сатану.
Серж остановил фургон за чертой поселка, закрыл его хорошо и наложил пару особо забойных плетений — чтобы никто с шаловливыми лапчонками в него не залез. Показав действие заклинания оркам для пущей острастки — да просто ткнул пальцем в борт фургона и между ними проскочила с оглушительным треском такая хорошая крупная голубая искра — Серж поправил ружейный погон на плече и прошел к юрте, на которую ему указал провожатый.
- Великий хан свободного народа орков племени Кровавых Ребер да пребудет… — и тэдэ и тэпэ, интересно, чумазый глашатай не затрахался всю эту муру из титулов и пожеланий произносить? — Баррлот!
Серж посмотрел на сидящего на троне хана, изрядно попорченного временем и гиподинамией, с отвисшим зеленым мамоном, распирающим подол халата, расшитого всякой золотой фигней. Ну что поделать, у каждого народа свой повседневный и парадный мундир, а уж у детей природы, любивших все яркое и раззолоченное — вон какой аляповатый интерьер из золотых вещей, грязного красного бархата, и шелковых шнуров, явно местный спецназ швейных войск постарался — это служило символом богатства и зажиточности.