– Этот приятель сказал, что он родился в местечке под названием Бангабильга. Вы не знаете, где это? – поинтересовался Клем. – Здесь? Я думаю, он хочет, чтобы я отметил его на карте.
Рафаэль обернулся.
– Уанкавелика. Нет. В четырехстах милях отсюда.
– Нет, он сказал Ва…
– Бангабильга – это Уанкавелика, – пояснил Рафаэль с неожиданным терпением. – Уанкавелика – это испанское название места, но в этих краях мы говорим с разным акцентом. Здесь начинается тропа паломников. Лодочник говорит, что его семья сбежала отсюда, чтобы избежать призыва. На шахтах гибло столько людей, что юноши сбегали до того, как за ними придут начальники. Или после работы, чтобы подлечиться после отравления ртутью.
– Я знаю, где находится Уанкавелика, – ответил потрясенный Клем. – Но… эта разница… Она даже не отражается в испанском написании. Нельзя прочитать кечуанское слово «банга» как «уанка» на испанском. Что за ерунда. Это распространено? Есть ли другие заменяемые звуки?
– Их много.
– Это лингвистический вандализм.
– В Куско сказали бы Ванкавилька. Та же самая Уанкавелика. Что в этом особенного?
– Что это означает? – вмешался я, решив остановить их перепалку.
– Каменный идол, – пояснил Клем. – Там находится огромный чакрайюк.
Рафаэль выглядел так, словно рассмеялся бы, будь он моложе и веселее.
– Почему вы пользуетесь иезуитским словарем?
– Откуда вы знаете, чем я пользуюсь? И это кечуанский словарь.
– Наверное, речь идет о святыне, – заметил я. Клем нахмурился, не понимая, что я имею в виду. – Не об идоле.
Рафаэль кивнул, и я улыбнулся, поразившись его спокойствию. Я бы точно расхохотался, если бы кто-то назвал Крайстчерч храмом языческого бога.
Клем вздохнул, и я пожалел о сказанном. Я всегда считал его гением иностранных языков – по крайней мере, он прекрасно владел испанским. Но испанский и английский нельзя считать разными языками. Это всего лишь разные диалекты латыни, и можно переводить слова буквально. Когда переводишь с языка, не связанного с английским, нельзя подбирать эквиваленты слов. Однажды я попытался проделать это с китайским, и у меня получилась абсолютная ерунда. Мне пришлось забыть английский, словно подвесить значения слов в хорошо освещенной галерее, пристально всмотреться в них и затем описать их заново. Вероятно, Клем относился к кечуанскому как к испанскому. Он пытался связать их, а не переводить с одного на другой. Но я не знал, как выразить эту мысль и не сойти за снисходительного грубияна, поэтому решил промолчать.
– Что касается вашего предыдущего вопроса, – продолжил Клем, – смысл вот в чем. Если произнести слово «Уанкавелика» на диалекте Куско, мы подчеркнем одно произношение и утратим остальные до тех пор, пока не встретим носителей языка, которых через двести лет здесь и вовсе не останется. Бросьте, вы отлично понимаете, о чем я.