— Так эскадрон казаков первым оборону прорвёт, — не к месту позавидовал молодой поручик.
— Эх, Николай Васильевич, в немецком штабе грамотеи не хуже наших умников сидят, — зло отбросил в сторону окурок сигареты битый войной ветеран. — Поле боя — не карта, гладким не бывает.
Ермолаев вернулся из разведки ещё до темноты, но, чтобы скрыть от чужих глаз, в рейд пехотная рота вышла только, когда тьма окутала мир. Добрались до заболоченного леса быстро, однако вступили в жуткую тёмную воду лишь с восходом жёлтого диска луны, залившего мертвенным светом притихший гиблый лес. Даже лягушки не квакали, только невидимый филин иногда пугал зловещим уханьем.
Девственную тишь леса вскоре разорвали первые проклятия. Хоть и середина августа на дворе, но вода казалась холодной, солдатские ботинки вместе с мгновенно намокшими обмотками проваливались в чавкающую жижу до колена. Густой липкой грязи оказалось по щиколотку, остальную субстанцию наполняла вонючая муть застоялой воды. И брести по вязкому грунту предстояло ещё полночи, что оптимизма бойцам не придавало. У всех мужиков было одно на уме:
— Ночь, луна, не видно не хрена! Куда ползут? Зачем топь гиблую топчут? Лучше бы посуху с утречка за казаками в прорыв пошли.
Впереди растянувшейся колонны важно шествовал казак в чёрных одеждах. За ним медленно чапал по грязи поручик. Потом тянулись по — трое солдаты с отрезками плетня над головой. Одиночки несли на плечах вязанки длинных палок. Лишь пулемётное отделение тянуло плотик с пулемётом. Всю цепь скрепляли унтер — офицеры, эти в руках лишнего груза не тащили, кроме длинной слеги, что попеременно использовали для опоры на вязкий грунт или для толчков в упирающиеся спины, лениво перебиравших ногами «тягловых мулов» в солдатских гимнастёрках.
Шли вдоль развешанных по стволам деревьев белых бумажных меток. Петляли жутко. Ведьмина Сына поминали при каждом повороте — лес тихо стонал матом. За неосторожный громкий возглас, унтера, от всей своей широты душевной, охаживали крикуна деревянной слегой по горбяке. А вот пристрелить не грозили, ласковым шёпотом обещали штык в глотку вогнать… по самый приклад винтовки.
Угрюмая цепь невольников брела через тёмный лес медленно, очень медленно. Алексей порывался бросить стадо черепах и, прихватив пулемёт, полететь к вражеским окопам. Но оставлять в гиблой топи сотню невинных душ совесть не позволяла. Солдаты были беспомощны, как слепые инвалиды. Они глубины вод совсем не чуяли. Это для сына ведьмы мир пронизывали потоки Силы, каждый вид материи светился по-своему. Однако проявлять колдовское умение владеть гравитационными полями было нельзя. Дядька Матвей уж сколь долго сей запрет вколачивал в сознание крёстного сына. Оставалось только подгонять унылую команду «ласковым» словом, за шкирку вытаскивать застрявших из грязи, помогать слабейшим крепким дружеским пинком. Алексей зверел от осознания своего бессилия ускорить ход инвалидной команды. Он лично метался вдоль строя, унтера уже выбились из сил подгонять несознательную солдатскую массу. К исходу ночи кончилось всё: секции ивового плетня; заготовленные жердины; верёвки, которые закреплял проводник за стволы деревьев, и люди, по пояс в воде, перебирали по ним руками, переползая глубокие воды; унтера даже матерные выражения перебрали все до последнего — сил не осталось тоже никаких.