Филькенштейн фактически сорвал урок истории, потому что на вопрос о том, как развивался капитализм в России в конце 17 – начале 18-го века, стал рассказывать о Северной войне, потом об отсталости России и реформах Петра Первого, причём, подробно останавливаясь на ошибках российского царя и методах, которые Пётр применял. А закончилась его полемика с учительницей уже Великой Отечественной войной и выплатами СССР по ленд-лизу. Пока училка лихорадочно искала аргументы, а этот Филин ей отвечал контраргументами, класс тихо балдел и веселился – никого не спросят, можно расслабиться.
Но круче всех развеселил одноклассников Витя Уткин, который на уроке русской литературы стал такое рассказывать про Льва Николаевича Толстого, что русачка хотела его выставить из класса. На что Уткин заявил, что рассказал об известных исторических фактах и предложил учительнице заключить с ним пари: если он, Витя Уткин, хоть в чём-то ошибся и наврал, то он покупает ей, Светлане Геннадиевне цветы – столько, сколько человек учится в классе. Если же нет, то она покупает всему классу мороженое, «Ленинградское», в шоколаде, по 22 копейки.
Понятное дело, преподаватель на провокацию не поддалась, спорить не стала, но и Уткина из класса не выгнала. А тот заливался соловьём, рассказывая и про Толстого, и про Некрасова, и про то, как он поссорился с Тургеневым. В общем, русские писатели в изложении новенького предстали перед школьниками и учительницей в совсем другом свете. Тургенев – промотавшийся барин и мот, Некрасов – желчный скопидом, а Толстой – карточный игрок, кутила и бабник. Такого преподаватель русского языка и литературы стерпеть не могла, но и крыть ей было нечем. Этот Уткин, казалось, несколько лет сидел в архивах библиотеки имени Ленина – настолько хорошо он сыпал цитатами, данными, приводил в пример письма Некрасова, Тургенева и их современников, зачитывал – по память (!) – дневники самого Толстого и воспоминания его детей и жены. В общем, урок русской литературы превратился в какое-то шоу, цирк и КВН одновременно.
И когда прозвенел звонок, Светлана Геннадиевна не произнесла свою коронную фразу «Звонок – для учителя, а не для учеников», казалось, желая только одного – поскорее уйти из класса. Но как раз класс не спешил уходить.
– Светлана Геннадиевна, а давайте, Уткин будет каждый урок нам что-нибудь рассказывать интересное? – с места выкрикнул какой-то вихрастый парнишка с нахальным взглядом и такой же улыбкой.
– Ефремов, когда хочешь что-то сказать – подними руку, встань и скажи. «Сколько можно тебя дисциплине учить», – строго произнесла учительница.