Данте встал, едва она подошла:
– Я ухожу, – он поднял фехтовальный чехол. – Вы, двое, останьтесь и поговорите.
Он не успел выйти из-за стола.
«Да. В ужасе».
Ава посмотрела на него, глубоко вздохнула. Содрогнулась всем телом, как ребенок, пытающийся остановить истерику.
«Осторожней».
Она взглянула на него снова:
– Может, ты просто хочешь сменить обстановку? Проводить меня до метро, например?
Он удивленно воззрился на нее:
– Ты уверена?
Она снова вздрогнула и поняла, что на этот раз – от усталости:
– Да. Я просто измотана до предела. Нужно вернуться домой и отоспаться.
– Мне это знакомо, – сказал Данте. Через несколько секунд он открыл дверь и вышел за ней в холодный ночной воздух.
Вскоре, шагая в одном ритме, они спускались по Флэт-буш-авеню.
– Мне очень жаль, – наконец проговорила Ава. – Правда. Я знаю, что вела себя странно сегодня. Я просто... редко выбираюсь.
– Понимаю, – ответил Данте. – У меня сейчас полно проблем в школе.
Без него. Ты не можешь сказать этого или я не права?
Он пожал плечами:
– Не могу представить себе военную школу.
Военная школа. «Что?» – вот что она ему сказала. Соврала? Ава так устала от лжи, конспирации и обмана. С другой стороны, чем Академия отличалась от военной школы?
«Думаю, отчасти это правда».
Данте перекинул мешок для фехтования на другое плечо, и Ава сменила тему.
– Кстати, как твои тренировки?
– Великолепно. То есть нормально, – он пожал плечами.
– Да? – Ава улыбнулась. – Как так?
Данте остановился и протянул ей чехол. Она поняла, что он пуст, едва взяла его. Нейлоновый корпус оказался таким легким, что Ава могла бы держать его кончиками пальцев. Стоило ей поднять чехол, как он сдулся почти наполовину:
– Где твои шпаги?
Он смотрел на уличные огни. Машины стояли на перекрестке:
– Ну, в общем, я бросил.
Ава была удивлена:
– Но я видела тебя в Фили. Ты казался таким...
– Он был лучше, – просто ответил Данте.
Ава долго молчала.
– Все было лучше, – выговорила она, а потом взяла его холодную руку.
Когда он наконец посмотрел на нее, Ава увидела, что у него текут слезы. Он сжал ее пальцы, а затем вытер лицо рукавом куртки, кивнув:
– Я знаю. Все идет к черту.
Вот она – правда. Невероятный повседневный ужас. Так было, хотели они того или нет.
– Вот почему ты не писала, – сказал Данте.
Ава кивнула:
– Иногда мне трудно дышать. Я задыхаюсь.
– Не могу слышать, как люди разговаривают друг с другом, – добавил Данте. – Как будто подслушиваешь в ресторане чужую беседу и нужно уйти. Все это так глупо. Весь этот мир.
– Я чувствую себя так, будто засунула руку в печь, – сказала Ава. – В самый огонь. Просыпаюсь утром и думаю: «Моя рука все еще там?», а потом понимаю, что она всегда там будет.