17. Что говорит женщина, спрятанная в сундуке
«В тот момент меня совершенно не интересовали клятвы любить вечно. Он, его имя, бездонные глаза и это пошлое подмигивание больше ничего не значили. Все казавшееся важным стало ничтожным. Я посмотрела на Давида в надежде, что хотя бы он проявит сочувствие, но, как и Гектор, он сохранял невозмутимый вид. О чем тут еще говорить? Оставалось лишь гордо промолчать и вернуться домой. Бороться дальше не имело смысла. Это была не моя война».
Я фыркнула. Хуже не придумаешь. Мне захотелось устроить самосожжение. Груда черновых набросков романа увеличивалась, а вместе с ней росла и моя тоска.
Адриан слушал музыку с айпада и просматривал фотографии на ноуте, лежа на кровати всего в шести шагах от меня, и в то же время находился где-то очень далеко. Мне было нелегко признать, что в последнее время Адриан все больше замыкался в себе. Сначала я смотрела на это сквозь пальцы, наивно решив, что сложный период скоро пройдет. Потом я осознала, что отчуждение между нами стало почти непреодолимым, но продолжала искать оправдание в том, что он слишком много работал. Теперь же я была убеждена, что «образцовым» отношениям, которые связывали нас с незапамятных времен, приходит конец. Но в последнее время мы хотя бы снова начали нормально разговаривать. «Нормально» — не совсем точное слово, но мы разговаривали.
Я бросила взгляд в зеркало: пучок на макушке, очки, сползавшие с носа, старая растянутая футболка Адриана. Пожалуй, неудивительно, что муж больше не испытывал ко мне влечения. Неужели я сама разрушила наш брак своей неряшливостью?
Как ни в чем не бывало зазвонил телефон. Адриан не шелохнулся. Он включал музыку громко — настолько громко, что даже слон, вдруг появившийся в гостиной, не отвлек бы его от прослушивания дисков и созерцания снимков.
Взглянув на определившийся номер абонента, я улыбнулась:
— Приют тоски и обманутых надежд, говорите…
— Это Виагра.
Лола. Я представила, как на губах, накрашенных ярко-красной помадой, расцветает лучезарная улыбка.
— Ого, ты возродилась из пепла, как птица Феникс.
— Боже мой, тебя послушать, так я летела вниз головой в бездонную пропасть.
Я не ответила, решив подождать, пока Лола не прекратит иронизировать над несчастьем, которое принес ей роман с Серхио. Когда же я собралась наконец что-то сказать, пояснить свои слова, она вдруг добавила:
— Я падала и падала, но два пакета с пончиками и два литра колы, которые я уговорила позавчера, смягчили падение. И знаешь, во время сахарно-кофеиновой оргии мне открылась истина.