Одно время в Петербурге по Апраксину рынку шлялся крайне причудливо одетый субъект – этакий полумонах с железным посохом. Бормотал что-то несвязное на манер старинных юродивых и собирал приличную денежку. Шустрый газетный репортер, узрев этакую персону, заинтересовался. На его расспросы первый же лавочник ответил не без почтения к «юродивому»:
– Святой человек! Он, видите ли, схимник, схиму принял (схима – это, если можно так выразиться, самый крутой вид монашества. – А. Б.) и теперь с Афонской горы (знаменитый православный монастырь в Греции. – А. Б.) пешком пришел: виде́ние ему такое было. Трогать нельзя, потому ему Бог путь указывает, и ежели он ко мне в лавку зайдет – лавке моей прибыль может быть большая, – и философски добавил: – Да его никто и не трогает, потому, в случае чего, он так-то своим посохом свистнет…
Заинтересовавшийся газетчик проследил «схимника» – и быстро выяснил, что это всего-навсего писарь, за пьянство выгнанный со службы… Увы, среди этой публики, хотя и редко, попадались настоящие монахи и монашенки, а однажды у мирового судьи оказался настоящий священник.
Самое интересное, что этот промысел, в советские времена вроде бы угасший, с перестройкой вновь возник, как чертик из коробочки. В ельцинские времена, когда автор этих строк стоял в очереди на посадку в одном из московских аэропортов, возле улетающих объявился персонаж, довольно убедительно одетый священником, с наперсным крестом и деревянным ящичком, куда собирал пожертвования на строительство очередного храма. Иные раскошеливались – но я-то прекрасно знал, что Русская православная церковь в то время категорически запретила и священникам, и монахам заниматься подобными сборами. И когда «поп» добрался до меня, я ему сказал с обаятельной улыбкой:
– Батюшка, я мусульманин, только на мечеть жертвую…
Я, конечно, никакой не мусульманин – но подействовало, мнимый «батюшка» отвязался моментально…
В описываемые мной времена серьезной борьбы с нищенством как-то не велось – ну, присудит мировой судья штраф очередному попавшемуся «профессионалу», и не более того. В обеих столицах существовали «Комитеты по разбору и призрению нищих», в реальной жизни толку от них было мало. В Уложении о наказаниях, правда, имелась статья, воспрещавшая нищенствовать «всем и каждому» и четко делившая побирушек на две категории: нищенствующих «по несчастью» и нищенствующих «по лени, привычке к праздности и даже в виде ремесла», но она, как это порой водится, оказалась из «неработающих»…
Вот и резвились мнимые ветераны, мнимые инвалиды, якобы слепые и глухонемые – впрочем, и сейчас резвятся… Как и сотни полторы лет назад, сердобольный народ порой подает…