Очередной известный питерский адвокат Луизу отстоял довольно оригинальным способом: на суде вытащил из портфеля порванные панталончики и, потрясая ими, патетически воскликнул:
– Неправда! Вот в чем она была в «вечер преступления»! Как видите, все дело состоит только в том, что шелк не выдержал и лопнул от усиленного канкана!
Вот и поди теперь установи, в самом деле так было или хитрый адвокат сам панталончики порвал… В общем, судья Луизу оправдал (как выпуталась Бланка, я не доискался, выяснил лишь, что подобных судов было превеликое множество, к чему субъекты мужского пола относились резко отрицательно – канкан был в большой моде).
Самое печальное то, что, несмотря на разгул криминала, суды присяжных грешили поминавшимся не раз либерализмом. По точной статистике того времени в 1875 году, скажем, к каторге приговорили лишь 6 % обвиняемых по уголовным делам, а реально на каторгу отправились 4 %. К ссылке на поселение в Сибирь – 8 %. Лично я как-то не верю, что остальные, соответственно 94 и 92 %, были невиновны – есть, конечно, некий процент угодивших под суд безвинно, но уж, безусловно, не столь высокий…
То же самое и с приговорами по более легким статьям: к тюремному заключению с лишением или ограничением прав состояний приговорены только 42 %, 44 % – к легким исправительным наказаниям без ограничения прав. Уголовное уложение пестрело смягчающими формулировками: «Заслуживает снисхождения», «Был вынужден к преступным действиям крайностью», «Действовал без обдуманного намерения», «Был в состоянии умоисступления»… Одним словом, по моему глубокому убеждению, совершенно неуместный разгул либерализма…
И напоследок – о происхождении двух из самых знаменитых словечек уголовного жаргона.
Слово «мент» родилось не в советское время и вообще не в России. Во второй половине XIX века полицейские в Австро-Венгрии в плохую погоду или в холода носили поверх мундира короткий плащ, скорее накидку без рукавов, подобно форменной куртке гусара, именовавшуюся «ментик». Тамошние уголовнички быстро сделали слово жаргонным, а для удобства сократили до «мент». От них это попало к «польским ворам», действовавшим на подвластных тогда Российской империи польских землях, а уж от них столь же быстро перепорхнуло в саму Россию. Там издавна были в ходу свои словечки: «фараоны», «пауки», «чертова рота», «двадцать шесть» (городовые, вообще обмундированная полиция), «клюй», «фига», «фискал» (сыщик в штатском), «михлютка» (жандарм). Однако, как пишет один из тогдашних исследователей криминала, «когда какой-нибудь термин слишком распространится и станет известным многим, воры, по расчету, спешат заменить его новым». Вот и новехонькое «мент» им пришлось по вкусу и пошло в ход.