Однако Карпова оказалась не только решительной, но и сообразительной. Она тут же заявила, что опознала по голосу одного из дворцовых лакеев, которого хорошо знала. Означенного тут же повязали. Допрашивали его гофмаршал граф Шувалов и сам император. Охламон сначала запирался, но потом все же сознался, скорее всего, не выдержав знаменитого взгляда императора, порой леденившего холодом, – многие современники о нем упоминают. Он клялся и божился, что убивать женщину не собирался, а нож прихватил исключительно, чтобы попугать. Мотивы? Типично русские: этот тип, служивший во дворце лет пять, был горьким пьяницей. На сей раз он не только пропил все, что мог, но и заложил за три рубля свои парадные штаны с галунами. Буквально на днях должны были состояться дворцовые торжества по случаю Рождества, на которых лакей обязан был присутствовать «при полном параде» – но выкупить «спецодежду» не мог, не осталось ни копейки. Вот и пошел на дело…
Незадачливого грабителя отдали под военный суд. Тот присудил прогнать его сквозь строй, через 2 тысячи человек, а потом сдать в арестантские роты (тогдашние штрафбаты).
Думаю, многие читатели не то что забыли, а попросту и не знают, что означало «прогнать сквозь строй». Довольно жуткое наказание, знаете ли. Приговоренного раздевали до пояса и привязывали за руки к ружью с примкнутым штыком. Двое солдат, взявшись за приклад, вели его через двойную шеренгу служивых, где каждый был со шпицрутеном – длинным и не таким уж тонким прутом. Каковым и стегал по спине. Били на совесть – тот, кто «смазал» или ударил недостаточно сильно, сам попадал на место приговоренного. Примкнутый штык служил для того, чтобы наказуемый не рвался вперед в надежде уйти от очередного удара. Иногда, когда спина приговоренного превращалась… ну, вы представляете, экзекуцию прекращали, чтобы малость подлечить, а потом отвесить оставшееся число ударов. Две тысячи шпицрутенов – гарантированная смертная казнь. Хорошо еще, император, когда ему принесли приговор на утверждение, шпицрутены вычеркнул вовсе, оставив только арестантские роты, – Николай, по многочисленным отзывам современников, был начисто лишен злобности и мстительности. Суров был – это да.
Об этой истории рассказывает в своих «Записках» уже упоминавшийся на страницах этой книги барон Модест Корф – а «Записки» давно уже считаются ценным историческим источником.
Не знаю в точности, как обстояло в Зимнем дворце со внешними караулами, но внутри явно не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего профессиональную охрану. Корф об этом ничего не пишет, но и после этого трагикомического инцидента наверняка не было принято никаких мер безопасности. Времена стояли весьма патриархальные: о террористах и слыхом не слыхивали до 70-х годов XIX века. Николай I всю жизнь прогуливался в окрестностях дворца в одиночестве, в том числе и темной порой. А выезжая куда-нибудь, в крайнем случае брал с собой кого-нибудь из флигель-адъютантов, но гораздо чаще ездил на легком экипаже в одиночку, лишь с кучером (и, кстати, за все время его царствования на него не было ни одного покушения, даже попытки).