Весь интерес был в «чистом», настоящем паспорте обокраденной. С ним в какой-нибудь богатый дом устраивалась сообщница воров – и, как легко догадаться, улучив момент, скрывалась с чем-нибудь ценным.
Порой кончалось еще грустнее – когда приезжал один «барин». Привезя якобы к себе домой, а на деле на очередную ненадолго снятую квартиру, насиловал жертву и улетучивался. Большинство пострадавших (значительную часть из них составляли крестьянские девушки из ближних деревень, приезжавшие в столицу на заработки и впервые в жизни оказавшиеся в городе) согласно нравам того времени считали жутким стыдом и позором заявлять о таком в полицию. Правда, приходилось подавать заявление о краже или (как поступали особенно стыдливые) о «потере» паспорта – без него в те времена жилось даже неуютнее, чем сейчас, беспаспортных отправляли на нары, а потом, проверив, не водится ли за ними криминальных грехов, отправляли по этапу под полицейским конвоем в то место, которое попавшийся называл местом своего постоянного жительства. (Прописка существовала совершенно в нынешнем виде, причем две столицы были «режимными городами» с дополнительными строгостями по этой части. Было еще и присовокуплявшееся к основному наказание – запрещение жить в Москве и Петербурге. Подобная практика существовала и в других европейских столицах, а также в крупных городах. Один из рассказов Я. Гашека так и начинается: вору Петличке было запрещено жить в Праге, по этой причине он и стоял на перекрестке двух оживленных пражских улиц.)
Гнусный рекорд поставил некий, как он именуется в полицейских протоколах, «чухонец» – вероятнее всего, финн, «чухонцами» тогда чаще всего звали именно финнов. Этот сажал очередную невезучую девушку на поезд под тем предлогом, что везет в свое загородное имение, высаживал на какой-нибудь маленькой станции, заводил в лес и там насиловал. В конце концов нашлась все же особа, решившаяся дать показания. Когда чухонца взяли, выяснилось, что до того он успел отобрать паспорта не менее чем у тридцати дурех и каждую изнасиловал…
Впрочем, порой в прислуги устраивались и воровки с поддельными паспортами, выглядевшими вполне убедительно. Одна такая, неплохо владевшая ремеслом кухарки, за несколько лет обворовала около сорока квартир. Это была простая крестьянка Новгородской губернии, но очень красивая и умевшая втереться в доверие (по полицейской характеристике, «кроткая и застенчивая на вид, в простом крестьянском платье»). Поймать ее было тем труднее, что она не водилась с питерским криминалом, а после каждой удачной кражи уезжала из столицы подальше, там и сбывала все похищенное. Взять ее в конце концов взяли, но так и осталось неизвестным, были ли у нее сообщники, сама она никого не выдала.