Дин перевел взгляд на брата: никаких изменений. Он все еще лежал не то без сознания, не то хуже. Дин не знал, сможет ли заключить сделку с Хель, но, несмотря на предупреждение Сэма не водиться с темными силами, собирался попробовать. От этого зависела жизнь брата.
Он пытался выдумать заманчивое предложение, когда Хель повернулась к Конраду и положила ладонь ему на голову:
– Ты можешь взглянуть на меня, мой лучший и преданный слуга.
Она убрала руку, и Конрад, дрожа, поднял голову и посмотрел на нее. Он даже не попытался встать.
– Моя госпожа. Вы прекраснее, чем я мог себе представить. – Слезы радости струились по его щекам. – Видеть вас во плоти, которая не увянет прежде вашей темной силы, – воплощение мечты, которую я лелеял три столетия, с того самого дня, как, будучи ребенком, услышал ваш голос в замке Франкенштейн.
Она нежно улыбнулась:
– Я обращалась ко многим до тебя, Конрад, но лишь ты смог услышать, лишь твой разум оказался ясным настолько, чтобы понять, что мне нужно, и лишь твое сердце нашло мужество продолжать попытки все эти долгие годы. И вот мы здесь.
– Да, моя леди. Я никогда не знал момента лучше, нежели этот.
Улыбка Хель стала холодной:
– Истинно так.
Она направила на него камень. Сгусток черной энергии вылетел из него и ударил Конрада в грудь. Конрад оцепенел, и его тело начало быстро дряхлеть, наверстывая века за считаные секунды. Его кожа сморщилась, стала тонкой, как пергамент, и туго натянулась на костях. Волосы побелели, отделились от покрывшегося пигментными пятнами черепа и истаяли, не успев коснуться деревянного пола. Глаза провалились внутрь и исчезли, губы обнажили зубы в кошмарной ухмылке. Конрад завалился набок, и его тело рассыпалось в прах. Спустя момент исчез и прах. Пустой костюм – вот и все, что осталось от Конрада Диппеля, безумного алхимика, послужившего вдохновением для одного из самых известных романов ужасов в английской литературе.
– Зачем ты так? – возмутился Дин. – Не то чтобы мне его жалко, но это довольно паршивая плата за триста лет преданности. Могла бы хоть золотые часы ему подарить, что ли.
Хель пожала плечами:
– Он был инструментом, с которым я закончила работать, так что я его выкинула. Я нуждалась в посреднике в материальном мире, но теперь у меня есть подходящее тело, и мне не нужен никто, кроме себя самой.
Хель стояла, повернувшись к Дину, так что не видела выражения лица Кэтрин Ласс, зато его видел Дин. На смену обожанию пришло недоумение.
«Мамаша не может взять в толк, что только что натворила ее маленькая дочурка».
Если Хель продолжит в том же духе, очень скоро заклинание, которое она наложила на доктора, рассеется. А когда это случится, Кэтрин наверняка тоже получит заряд от жуткого синего камня Хель и закончит, как Диппель.