Александрина всегда была более нежной, чем страстной, она скорее отвечала на желания мужа, чем навязывала свои. Однако она прекрасно знала, сколь пылок, сколь ненасытен в любви Николай. И если приговор врачей означал фактически монастырское существование для нее – пусть и среди дворцового блеска! – то Николай по сути своей был не способен дать обета безбрачия и воздержанности. Будут другие женщины – Александрина понимала это. Но как ни надрывалось ее сердце от неведомой прежде боли и ревности, она все-таки знала, насколько глубоко ее муж уважает и любит ее. И не сомневалась: даже в самых бурных его романах ее имя не будет унижено. Изменяя ей физически, он всегда останется ей верен нравственно.
Странно, однако она не ошиблась.
Пусть их по-прежнему нежные отношения были во многом только видимостью, но это была самая блистательная видимость на свете! Государь завтракал, обедал, ужинал со своей женой и каждую ночь, за исключением отъездов из Петербурга по делам, спал в ее опочивальне. Он и впрямь любил ее всю жизнь – вернее сказать, питал к этому хрупкому созданию страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, всецело от него зависимому. Он был таким же самодержцем с женой, как со всей страной, однако жена, в отличие от России, принимала эту неограниченную власть всецело и с радостью. Она по-прежнему была его прелестная птичка, которую он обожал, безмерно любил, дарил ей нежные и страстные признания. Может быть, если бы птичка захотела улететь, он безжалостно подрезал бы ее крылья. Именно поэтому он постарался сделать так, чтобы ее легкие увлечения красавцами кавалергардами могли остаться только увлечениями – только радостью для души, утешениями для сердца, возбуждением для ума, но – не более того. И втихомолку радовался, что плотские отношения для Александры воспрещены под страхом смерти. Именно этот страх – наилучшие оковы для греха!
Ну что же, она жила тем, что ей было оставлено… Однако до нее все же доходили слухи о множестве увлечений Николая. Тех увлечений, которым он предался, когда вынужден был перестать спать с женой. Между прочим, он и сам не делал из этого секрета, а порою с видом шаловливого мальчика обсуждал с императрицей сонмище придворных красоток, досаждающих ему своим вниманием. Как ни была возвышенна душой его «птичка», но женщина остается женщиной, и ей не может не быть приятно унижение соперниц. Александрина с наслаждением выслушивала меткие характеристики мужа – может быть, это были единственные минуты, когда он отступался от принципов непогрешимого рыцарства. Но не просто так, а во имя дамы своего сердца! То есть он даже и в этих маленьких сплетнях оставался рыцарем, как это ни парадоксально.