День второго рождения. Час первый.
— …Так, значит, это не «дуглас» падал из тучи, а ваш э-э-э… корабль, когда «мессер» его обрабатывал?! — закричал мысленно Геня.
— Да, наша разведкапсула! — подтвердил, тоже мысленно, один из пришельцев по имени Зликк. — Ваш летательный аппарат наткнулся на нее, когда мы, зухи, наблюдали за боем, укрывшись в облаке.
— Это не наш самолет, фашистский! — возмутился Геня.
— Хорошо, хорошо, пусть не ваш. Мы, зухи, еще плохо различаем здешнюю технику. И к тому же ваше деление на нации и государства…
Геня не слушал его. Партизанский самолет не погиб. Он долетел до Кильдыма. Значит, Маруся жива. Сегодня же Генка попросит, и эти странные ребята зухи отпустят его домой. Он найдет Марусю, и они будут гнать фашистов до тех пор, пока Москва и Кильдым не сольются в одну РОССИЮ. Привычным жестом Геня потянулся пригладить волосы, но рука нащупала голый шишковатый череп. Геня приблизил ее к глазам и впился взглядом в трехпалую коричневую ладонь, покрытую шершавой, точно сосновая кора, кожей. Рука не была человеческой.
— Извини нас! Мы не могли сохранить твое тело, — прошептал Сресс, старший из зухов. — Теперь ты почти как мы. Почти, но не совсем. Тот, чье тело ты занимаешь, не был рожден матерью. Его создали ученые. Это был механизм из плоти и крови. Слуга. Зунг. Мы вселили твой мозг в его тело. Можешь считать себя одним из нас, если захочешь.
— Никогда!..
…Костер догорал. Геня протянул длинную руку, отломил несколько веток от ствола, на котором сидел, и бросил их на угли. Снова, словно стекляшки в калейдоскопе, языки пламени сложились в картинку.
Они со Срессом стоят рука об руку возле огромного, во всю стену, экрана. Там, в тысячах километров под ногами, бурлит Юпитер. Зух и человек разговаривают молча. Это последняя беседа за сорокалетнюю дружбу.
— Выбирай! — говорит зух. — У тебя две дороги. Полетишь с нами — навсегда останешься нашим братом. Почти сорок земных лет ты не был дома. Сорок лет с нами. Ты даже не знаешь, чем кончилась война. Здесь, на корабле, ты вдвое пережил себя земного. Неужели мы за это время не стали твоим народом?
— Извини, Сресс, не стали!
— Но ведь ты уже не человек!
— Ты так думаешь?
— Мне так кажется. Но тебе, конечно, виднее. Удерживать силой мы тебя не собираемся, но подумай хорошенько, прежде чем уйти!
— У меня было время подумать. Целая жизнь. Ты прав, мне виднее: я человек. И если я не смогу жить среди людей, то умереть среди них в моих силах! Вам пора домой. Мне тоже пора. И если люди не признают во мне своего — это будет расплатой за то, что я не умер тогда, возле моей тропы.