Глупые игры в жизнь.
То ли дело — научные эксперименты. Вот это по-настоящему интересно. Наверное, наука — это и есть призвание Роне. По крайней мере, от нее он никогда не устает и ему никогда не приедается познание. О да. Познание — вот то, ради чего стоит жить. Или существовать. На самом деле, без разницы.
Очередной эксперимент Роне намеревался начать прямо сейчас. Смелый эксперимент, и крайне удачно, что ему можно не беспокоиться о технике безопасности. С артефактным сердцем кое-что становится очень простым.
Пока Роне, переодевшись в рабочий халат и спустившись в подвал, рисовал на антрацитовом круге нужные символы, Ману не давал о себе знать. А вот когда вложил внутрь центрального символа прядь волос шера Бенаске, бывшего королевского секретаря, отчетливо фыркнул.
— Мухоморной настойки не хватает.
— В бубен дам, — серьезно пообещал Роне.
Ману засмеялся тупой шутке. А Роне в очередной раз отметил, что перестал понимать его реакции, хотя предсказывать их стало проще.
— Зачем тебе этот старик, Ястреб? Он почти мертв, от него толку — ноль.
— Затем, что если он умрет в процессе, никто не удивится. Ману. Не будь занудой. Тебе же самому интересно, что получится.
— Вот не было забот, только ассистировать Ястребу со сквозняком на чердаке, — проворчал Ману, но свое место занял. Не призраком, а фолиантом.
На открытом развороте тут же проступила карта дворца, поднялась, приобрела объем и наполнилась разноцветными точками. Действующими лицами пьесы.
Тускло-голубой огонек барона Харрераса уже двигался от парадного подъезда в сторону королевской приемной. Расчет оказался верен: узнавший «случайно» об обвинении сына в государственной измене барон не успел на Совет, но сумел попасться на глаза своре любопытствующих бездельников. Теперь следует поторопиться и не упустить нужное сочетание фигур на доске.
Всего мгновение Роне потратил на контроль красной точки: Ристана на подходе к приемной. Еще минута, и она скроется за дверью кабинета вместе со своим секретарем.
Теперь — основной объект. Шер Бенаске, старый неудачник. Мерцающий оранжевый огонек в западном крыле, в своей комнате. Рядом никого, хорошо.
Глубоко вздохнув, Роне шагнул на символ единства сути, нарисовал в воздухе последний знак. На пять коротких огненных линий ушло полторы минуты — такое усилие требовалось, чтобы продавить сопротивление природы. К концу активации системы Роне покрылся бисером кровавого пота и дрожал, но уже не чувствовал ни жара, ни напряжения, только азарт и головокружение: вокруг мелькали разноцветные пятна, похожие на бабочек, чужое дряхлое тело болело в самых неожиданных местах…