Харрерас подхватил тело, принялся что-то говорить, кого-то звать, но Роне уже не слышал. Он сидел на полу в своей башне, тяжело хватая воздух и ощупывая грудь. С языка рвались проклятия в адрес слабака Бенаске, умершего вполне предсказуемо, но совершенно не вовремя.
— …не закончил, Ястреб! Да очнись же ты, ворона ощипанная! Тюф, лей быстро!
Сердитый стрекот и поток ледяной воды, обрушившийся сверху, помогли прийти в себя. Рвущая боль в груди утихла, животный ужас перед Ургашем отступил — не так далеко, как хотелось бы, но достаточно, чтобы вернулась способность рассуждать.
— Ястреб, твою мать! Бери контроль, он сейчас поднимет панику!
— А то я не знаю, — рыкнул Роне. — Что висишь как луна над свинарником? Давай заклинание!
— Сам дурак, — отозвался Ману и высветил прямо на стене строчку.
Роне принялся читать, отложив на потом все, что хотел сказать Ману на тему выбора языка. Витиеватые буквы старосашмиркого превращались в рычаще-гортанные звуки, алтарь Хисса откликался тяжелой вибрацией, мир вокруг темнел и густел…
— Ох, проклятая старость, — прошептал шер Бенаске, открывая помутневшие глаза. — Опять приступ. Барон, дайте руку!
Харрерас обернулся от порога оранжереи — бежал то ли за лекарем, то ли за могильщиками — и облегченно вздохнул.
— Дружище Бенаске! Перепугали. — Он помог шеру Бенаске сесть и опереться на ближнюю кадку с пальмой. — Я уж думал…
— Я тоже, Харрерас, я тоже. Посмотрите в левом кармане сюртука. Пилюли.
— Ничего… может?..
— Проклятье. Закончились. Как не вовремя. — Бенаске потер грудь и растерянно оглянулся.
— Сейчас! Королевский лекарь!
— Погодите. Альгафа нет. Слушайте, барон. Вы ведь поможете?
— Дружище! Да за кого…
— Не горячитесь. Мне нужна вурдалачья желчь и цвет кха-бриша. Если вас поймают с этим, да после того как баронета обвинили…
— Не поймают. Успокойтесь, дружище. Четверть часа до лавки Родригеса. Через полчаса я принесу ваши пилюли. И мы с вами еще не раз сходим на кабана!
— Постойте. На всякий случай, Харрерас. Если со мной что-то случится… остерегайтесь ее высочества Шуалейды. Обвинение баронета ее рук дело. Он невиновен, я знаю…
— Тише, тише! Вам нельзя волноваться. Я мигом, и тогда все расскажете!
Едва растроганный барон скрылся за дверью, тело шера Бенаскеа бессильно обмякло, а по оранжерее разнесся приторный запах смерти. Но ни единого слуги, который мог бы его заметить и влезть в отлично рассчитанный план, поблизости не оказалось. К счастью для слуг.
— Ну и что за чушь ты нес, Ястреб? — спросил Ману четверть часа спустя, когда Эйты уже уничтожил все следы эксперимента, а Роне, закутавшись в шелковый халат и попивая горячий шамьет с бренди, заполнял дневник наблюдений.