— Сейчас, сейчас! Целителя, живо! Прошу, темный шер, сюда!
Наконец-то стража расступилась, и Роне шагнул на благословенную и прочая, прочая, землю. За стеной обнаружился городок, самый обычный торговый городишко, разве что говорили тут на всех языках Тверди, а крыши красили в красный цвет, цвет благословенного Огня.
Роне не очень понял, как ему удалось донести силовой кокон с Даймом до одного из ближних домов, и тем более — как удалось снять его достаточно медленно и бережно, чтобы не повредить поле стазиса.
— Дальше вы сами, светлый шер, — сказал он мутному пятну, которое по всей вероятности и было хмирским целителем.
А дальше он, кажется, сел прямо там, где стоял. И пил что-то, что ему дали. И с трудом открыл глаза — через минуту или две, или десять…
— Дюбрайн, ты живой? — хрипло спросил он, удивляясь, до чего его голос похож на воронье карканье.
— Светлый шер жить, да, жить. Нельзя тьма. Уходить. Смерть! — кто-то толкал Роне в плечо и требовал… а, да. Нельзя тьму. Он сам знает, что нельзя. Вот только встанет.
— Скажите ему, я приду. Завтра. Скажите…
— Нельзя тьма. Нельзя завтра. Долго лечить. Уходить! Скоро-скоро уходить.
— Дюбрайн, ты меня слышишь, шисов ты дысс? Дайм!
— Не говорить! Уходить!
Не отзывается… проклятье… но дышит, Роне слышит его дыхание и чувствует биение сердца. Значит, все будет хорошо. Обязательно будет. Надо только добраться до Метрополии. Очень быстро, сейчас же… Сколько времени?
— Который час? Время?..
— Рассвет. Уходить. Не возвращаться.
— Хорошо, уходить… Я вернусь, Дайм. Слышишь? Я вернусь, мой свет!..
Роне не помнил, сам ли он дошел до Ниньи, или его довели хмирцы. Помнил только, как шепнул ей: в Метрополию, моя девочка, давай, быстро-быстро, быстрее солнца. И она послушалась: в Метрополии они были вместе с рассветом.
А потом…
Потом был Суард. Площадь Близнецов. Свадьба, больше похожая на похороны. И — ненависть. Прекрасная, чистая, животворящая ненависть.
— Я ненавижу тебя, — прошипела Шуалейда…
И Роне снова почувствовал себя живым. Почти.
Вот только продолжалось это недолго.