Женщина застонала и дернулась. Стриж подошел, присел на корточки. Опустил задранные юбки, разгладил ладонью испачканную ткань. Снял с пояса флягу, полил на разбитые губы. Вода полилась по щекам, промыла в кровавой маске дорожки, губы слегка приоткрылись. Женщина глотнула, приоткрыла мутные глаза. Боль и животный ужас — все, что осталось от нее.
— Павена, — шепнул Стриж. — Прости, милая.
Глаза ее оставались такими же бессмысленными и туманными.
Он коротким ударом прекратил ее страдания.
«Закон гильдии гласит: ткач должен быть один. Он не может жениться, не может иметь детей, — вспомнились слова Мастера. — Думаете, закон жесток? Нет, закон милосерден. Ткач должен быть свободен от привязанностей, потому что Хисс слишком часто смотрит на него. Смотрит его глазами. Помните: Хисс всегда берет свое. И будьте готовы отдать — в любой момент».
Лошадей Стриж отпустил, сняв уздечки, тела оставил на той же поляне неподалеку от тракта, куда разбойники притащили циркачей. Хоронить их по всем правилам Стриж не мог — на это ушел бы целый день, и потому выкопал только одну могилу, для Павены. Собрал оружие и мало-мальски ценные вещи и положил с ней рядом, покрыв могилу дерном и завалив камнями от собак. Прочел импровизированную молитву Светлой Райне, потому как настоящих не знал отродясь. И, сняв с дерева перепуганного кота, с ним на руках пошел дальше: не оставлять же полосатого артиста голодным собакам.
Глава 8. Охота на Пророка
…нет заклинаний, плетений и прочих костылей. Ваша музыка, ваши картины или стихи — вот ваша сила. Вы можете говорить любые слова, они не особо важны. Важно, что вы вкладываете в свое искусство. Готовы ли вы поделиться с людьми кровью своего сердца, слезами вашей души. Если вам есть что дать, вы дадите и получите в ответ сторицей. Вам, потомкам Золотого Барда, выпала честь делать этот мир лучше. Каждый день и час. Даже просто своим присутствием. Вы исцеляете души так же, как менталисты исцеляют разум…
Из лекции с.ш. Офелии Хеймдел Мандолины
7 день пыльника. Имперский тракт между Беральдосом и Иверикой
Себастьяно бие Морелле, Стриж
Последнюю ночь он провел в деревушке всего в лиге от города. Поначалу местные жители отворачивались, завидев паренька с гитарой и котом на плече, а одна молодая женщина кинула в него из-за забора комком грязи. Ни приветливого, ни спокойного лица, только страх и озлобление, гнев и горе — и половина дверей заколочена.
Стриж не стал проситься на ночлег, уселся на бревно с краю пыльной деревенской площади, молча расчехлил гитару и так же молча заиграл. Не для сельчан, для себя. Всю боль и разочарование, вину и тоску он выплескивал звонким плачем струн в темнеющее небо, в густой вечерний воздух. Гитара пела цикадам и ночным птицам, первым звездам и пустым окнам.