И этот камень она все равно любит. Насмешка судьбы.
— Вы иногда на редкость проницательны, моя Тайна, — очень тихо и очень ровно сказал Роне.
В его тоне, в его глазах промелькнуло что-то такое… Словно она неожиданно попала в яблочко.
Нет. Она не хочет об этом думать. И не хочет знать, как именно изменился Роне в тот проклятый день, когда был палачом светлого шера Дюбрайна. Своего заклятого врага. Врага ли? Нет. Этого Ристана тоже не хочет знать. Не сейчас. Потом. Завтра.
— Итак, нам осталось написать письмо дорогому Люкресу Брайнону, да не оставят его чесотка и лихорадка отныне и до скончания света. Садитесь и пишите, ваше высочество. — Рональд кивнул на письменный прибор с королевским единорогом и принялся диктовать, не обращая внимания на так и стоящую столбом Ристану. Перо в любом случае прекрасно справлялось само. Ее почерком. — Возлюбленный брат наш… Так, политесы вы сами, сами… Собственно, суть: благодарны, сил нет, но страшно сожалеем, что побеспокоили. Слухи о мятеже оказались преувеличенными. Проповедник, называющий себя пророком, исчез при загадочных обстоятельствах, зачинщиков мятежа, называющих себя Чистыми братьями, одумавшиеся подданные короны казнили собственноручно.
На последних словах Роне колени у Ристаны подломились, и она упала на стул. Исчез? Казнили?! О нет, она не сомневалась в его словах. Лишь не могла понять, как же так — ужас исчез сам, растворился… Или это Сильво сумел остановить фанатика? Но он же говорил, что это невозможно, что вырвавшийся на свободу артефакт обрел собственную волю и… Светлая, почем сам Сильво до сих пор не вернулся?!
— Дорогая, что с вами? — спросил Бастерхази, опускаясь рядом на одно колено и поднося ее безвольно повисшую руку к губам. — Не надо так волноваться, моя сладкая. Неужели вы могли подумать, что я позволю кому-то вас обидеть? Разве хоть когда-нибудь я подводил вас, моя маленькая…
Его шепот — лживый, но так хочется иногда обмануться! — успокаивал, согревал, а его поцелуи рождали глубоко внутри сладостную дрожь. Ристана сама потянулась к темному шеру, запустила пальцы в черный шелк волос, провела ладонью по гладкой щеке, открыла губы навстречу…
— А где портрет? — резкий, холодный вопрос выдернул ее из влажной неги.
— Какой еще портрет? — Ристана не могла понять, о чем это он.
— Зефриды.
Темный шер вскочил на ноги и оглядывал кабинет, раздувая тонкие ноздри. Ристана невольно любовалась статью породистого мужчины: чеканно-хищный профиль, широкие плечи, смуглая мускулистая грудь в вырезе белоснежной сорочки, узкие сильные бедра… Боги, как же ей не хватало его!