«Пророка вместе с Чистым братством демоны утащили прямиком в Ургаш!» — делились страхом и радостью опомнившиеся селяне, что возвращались по домам: армия бунтовщиков истаяла в ту же ночь.
«…была румяна и бела веселая вдова…» — Стриж засвистел пошлую песенку, отгоняя воспоминания. Нет уж, хватит! Дома ждет Черная шера, дома ждет брат. Маэстро наверняка примется ворчать и делать вид, что страшно зол на месячное отсутствие ученика в лавке, а потом принесет бутыль зеленого стекла.
«Да, по случаю. Вчера маркиза Флатт подарила. Не держать же ее на кухне? Выдохнется, — ухмыльнется в усы старый кот, разливая ардо по бокалам. — Смотри мне, чтоб завтра с утра в лавку! У юных дам, пока тебя не было, расстроились все виолы, у гобоев поломались грифы, а у мандолин потрескались клапаны. — Посмеется, выпьет глоток, покачает головой и потребует показать руки. — Не играл, ноты забыл. Хорошо хоть Шеру с собой не потащил. Вот продам ее, все равно не играешь! Что толку тебя учить?»
Вечный спор о том, зачем такому лодырю лучшая в Империи гитара, плавно перетечет в ночные похождения под окнами очередной возлюбленной маэстро. Будут исполнять серенады: Стриж на Черной Шере, маэстро на скрипке, соседи возлюбленной на сковородках и ночных горшках. Потом маэстро отдаст инструмент верному оруженосцу с наказом донести домой в целости и сохранности, а сам полезет на балкон к прелестнице. И не забудет подмигнуть, мол, вот ради чего стоит жить.
Под приятные мысли Стриж доехал почти до Драконьих ворот. Перед ними собралась огромная толпа: среди нарядных простолюдинов мелькали и наемники, и верховые шеры, и даже одна запоздалая карета с баронскими гербами на дверцах.
«Шис! Станут эти разбираться, что за голова у меня в мешке, как же, — буркнул под нос Стриж, глядя на две дюжины стражников, тщательно досматривающих всех входящих и въезжающих в город. — И будет мне пятьсот золотых и шерское звание посмертно. А не пошли бы вы!»
Отъехав за ближние деревья, он спешился, снял сумку с трофеем и хлопнул лошадку по крупу. А сам подождал, пока коняга затрусила на лужок под стеной, и шагнул в Тень.
Померанцы и абрикосы на улице Серебряного Ландыша поникли от жары. На террасе ресторации кушали пирожные жены ювелиров. Матроны, наряженные по случаю праздника в шелка и мантильи бресконского кружева, привычно сетовали на отсутствие дождей и обсуждали достоинства женихов для дочерей. Проходящему мимо Стрижу все четыре матроны улыбнулись: приемный сын весьма состоятельного бие Морелле и единственный ученик владельца лавки музыкальных инструментов числился по реестру женихов чуть пониже наследника серебряных дел мастера и чуть повыше лейтенанта гвардии.