— А ведь он действительно знал, — снова вслух проговорил Алексей. — Знал, что скоро и сам уйдёт. А я-то, я… Даже не обратил внимания на его слова… И приезжать чаще не стал… Не стал…
Ему обожгло пальцы, он бросил окурок, вскочил и затоптал его.
«Какая длинная всё-таки ночь, — подумал Алексей. — Длинная и… глупая. Всё, спать».
И он побрёл в дом.
Гришка появился к вечеру, Мохов ещё спал.
— О! Кого сношать, всех моль побила! — закричал он, увидев спящего Алексея. — Всё дрыхнешь, ага? Кто ж спит на заход солнца?
Алексей медленно поднялся.
— Я гляжу, Алёша, у тебя тут рюмочная опять заработала, — сказал Гришка, показывая на банку. — По пятьдесят?
— Нет, дядь Гриш, я пропущу.
— А, ну гляди. А я налью чуток.
Гришка налил полстакана, достал из кармана луковицу, быстренько очистил её, разрезал, выпил, обмакнул четвертинку луковицы в соль, закусил. Грюкнула щеколда двери.
— О, моя нюхом чует, — обречённо сказал Гришка.
Зашла Зинаида с чугунком картошки в мундире.
— Уже тут, гад, — пробурчала она.
— Ну, не гуди, не гуди, я ить человека на рыбалку зашёл позвать.
— А я думаю, чего это Алексея целый день не видать. Вот, картошечки принесла… А ты уже пьёшь тут, скотина, — обратилась она к мужу.
— И где? Да я тока зашёл!
— А это чего? — тётя Зина потянулась к банке.
— Не туда в Тамбов дорога! — громко сказал Гришка, схватил банку и спрятал за спиной.
— Да ладно, тёть Зин, я ему много не дам, — вмешался Алексей. — Да и поужинаем заодно.
— Вот, а ты говоришь, — произнёс неизвестно к чему изрядно захмелевший Гришка.
Соседка почистила картошку, порезала лук и солёные огурцы под неизменные байки своего мужа. Остановить Гришку было невозможно.
— Ты сюда послушай, Алексей. Я ить чего говорю? Я говорю, что человек — он ить как та шалава, ага.
— С чего это?
— Ну ить, скажу, тебе в антобус надо, ага. А там людвы набито, как бочки в селёдке. Ну ты понял. И никак в ентот антобус не залезть. Стоишь, репу чешешь, какие, значить, вы там сволочи все. Одного человека впустить не можете, гады. Там жеж в середине пусто, я жеж вижу. А вот ежели люди подадутся чуток, как раз чтоб одной рукой-то ухватиться да одной ногой стать, тебе и счастье. А станешь туда, подожмёсси и подтолкнёшь — и усё, и ты ужо красавéц, — Гришка сделал ударение на последний слог, — залез, значить, ага. А тут мужичонка бежит, хлипкий такой, навроде меня. И за тобой влезть пытаитси. А ты стоишь и думаешь: гля, чего это он, куда это он. Тут и нам места мало! Нам, понимаешь, Алёша! Ты ж тока всех их за сволочей держал! А ужо — нам!
— Во как ты завернул, дядь Гриш, — сказал Алексей, наливая ещё по одной. — Прямо философ!