— Может, хватит вам, Алёша? — вмешалась тётя Зина. — Раз уж на рыбалку-то с утра…
Гришка по-хозяйски зыркнул на супругу.
— Не бзди в муку, не делай пыли!
— Я те щас наделаю пыли, я те наделаю, — сказала тётя Зина и отпустила Гришке крепкую затрещину.
— Зинаида! Ты… того… я тебя прибью, мне за тебя полтора суток дадут! Условно!
— Я тебя щас прибью, век помнить будешь! Иди, тебе ещё червей копать!
И поволокла упирающегося Гришку домой.
— Погодь… Погодь… — бормотал Гришка, — Алёша, удочки у меня есть, я возьму… Ты это… возьми там…
— Иди уже, рыбак хренов, — пробурчала тётя Зина, и соседи ушли.
Алексей нашёл пустую бутылку, налил в неё из банки, остальное спрятал под стол. Завернул в газету оставшуюся закуску, сложил её в целлофановый пакет, туда же аккуратно поставил бутылку.
— Вот и я готов, — сказал он вслух.
Свернул самокрутку, вышел на крыльцо.
— Эх, как хорошо-то, — прошептал он. — Хорошо.
День пятый
Гришка зашёл, когда ещё не рассвело.
— Горят трубы-то, Алексей.
Пока хозяин приводил себя в порядок, сосед налил и, крякнув, выпил.
Потом развёл руки и произнёс:
— Без пруда и рыбку… не того…
Мохов засмеялся.
— А я помню, — сказал он, — как вы с отцом на рыбалку ходили.
Гришка хмыкнул.
Алёше было тогда лет двенадцать. Отец с вечно подвыпившим Гришкой однажды приволокли несколько вёдер рыбы с речки — ловили самодельным волоком. Там трепыхались зубастые щуки, колючие полосатые окуни, бронзовые и золотые с зеленцой лини и ещё какая-то рыба красноватого, медного цвета. Огромные, чуть ли не с детскую руку рыбины лежали в большом корыте, которое тогда ещё моложавая бабушка Дуся называла «ночвы». Некоторые из рыбин всё ещё сопротивлялись неизбежному и упрямо били хвостами, а некоторые лишь лениво приподымали жабры, словно смирившись со своей участью.
— Надо же… — сказал Гришка, указывая на банку.
— Я взял, — ответил Алексей, поднимая пакет.
— Молоток! — похвалил Гришка. — А бидончик?
Небольшой речушке Сухой дали такое название, видимо, за то, что её почти в любом месте можно было перейти вброд. Пацаном Мохов бегал сюда купаться. У него было любимое место там, где река делала небольшой поворот — на изгибе водой вымыло добротную яму, куда можно было прыгать, хорошо разбежавшись по плоскому берегу.
Когда-то местные выпускали сюда гусей и уток, а на огромный луг на противоположном берегу дважды в день выгоняли коров. Деревенское стадо пасли по очереди. Бабушка Дуся с дедом тоже держали корову, и Алёша был счастлив, если их очередь выпадала на те дни, когда он был в деревне.
Алёшу будили рано. Пока он пил чай, дед собирал стадо, начиная с самого дальнего дома. У него был большой кнут, которым дед, размахнувшись, щёлкал так, словно стрелял из пистолета. Сколько Алёша ни пробовал, такой звук у него не получался никогда — его глухой шлепок не мог сравниться с дедовским резким щелчком, который заставлял упирающееся стадо перейти реку. Сами же пастухи переходили по небольшому мосточку из кривых брёвен.