Они немного посидели, глядя в сумерки двора. После целого дня, проведенного в толпе, среди людского гомона, возможность побыть в тишине свежего вечера поздней весны, не улыбаясь никому и не разговаривая, несла блаженство.
– А ты? – вдруг спросил Асмунд и снова повернул голову к Ельге. – Остаешься?
– Где?
– Здесь, – Асмунд двинул головой, обводя взглядом двор с чернеющими посередине высокими идолами богинь. – На Девич-горе.
– А куда же мне идти? До свету плясать стара я уже…
– Завтра, – Асмунд хмыкнул на это «стара я». – После того как… Ты останешься жить здесь? Не хочешь к Свену перебраться?
Она молчала, не зная, что ответить. Завтра все в ее жизни переменится окончательно – и не к лучшему. Она потеряет звание госпожи медовой чаши, а на княжий стол полноправной властительницей взойдет Ельга-Прекраса. Даже верховенство в священных обрядах Ельга утратит: верховная жрица – княгиня, а княгиней завтра станет невестка-русалка. Прекраса этой осенью возьмет «серп Улыбы» и выйдет на «божье поле». Ельге останется только верховодить в весенних девичьих игрищах и зимних девичьих же павечерницах, но от этой мысли она в досаде прикусила губу. В двадцать четыре года, будучи лет на десять старше новых невест, она ощущала себя среди них глубокой старухой. Почти как Дымница.
Но лучше ли будет на Свенгельдовом дворе? Ружана ее не обидит, напротив: имея теперь пятерых малолетних детей, будет всей душой рада такой помощнице. Но жить как воеводская сестра-вековуха, утирать носы племянникам, ей, Ельге, что двенадцать лет правила пирами княжьего престола? Ей, которая сама когда-то чуть не взошла на этот престол?
«Пусть нашим князем будет она! – семь лет назад именно Асмунд первым сказал эти слова. – Кровь конунгов в тебе важнее, чем то, что ты родилась не мужчиной. Женщинам такого высокого рода, как у тебя, в Северных Странах кладут в могилу мечи, чтобы Один видел – им место в Валгалле…»
Так он говорил тогда, и вся дружина, во главе с Фарловом, утесом битв, одобряла эту речь. А теперь он же предлагает ей скромное место за столом в доме брата…
– Кажется, у варяг о таком говорят «скатиться с перины на солому», да? – спросила Ельга.
– Йа, – кивнул Асмунд и повторил эту поговорку на северном языке.
Он сам был норвежец родом и речью напоминал Ельге об отце. На северном языке старый Ельг говорил точь-в-точь как Асмунд.
– Ну а здесь такая уж ли… мягкая перина тебе?
Асмунд говорил с запинкой, смущенный той мыслью, что переселения Ельги к Свенгельду желает и для себя не менее, чем для нее. Целых шесть лет они прожили в разных домах, но какое счастье было бы снова каждый день сидеть с ней за одним столом! Как в юности, когда главой их общего дома был прославленный старый Ельг.