Тяжелые замки отворились, и я прошла в узкую палату. По мускулатуре лица поняв, что Станислав притворяется спящим, я прошла в конец комнаты и, опустившись на одинокий стул, тяжелым вздохом просигнализировала ему о желании начать разговор.
– Не страшно одной в изолятор? – послышался его негромкий голос.
– Если б я видела бесов, мне меньше всего хотелось бы делить с ними одну палату. Если б вы не вели себя буйно по отношению к другим пациентам, то были б сейчас в общей. Ну а если б не пытались изгонять из них нечисть, ходили б на свободе.
– Кто, если не я? Вы же настолько слепы, что не видите их.
– Вы правы, я не вижу их в лицо, но я вижу их труды. И мне приходиться с этим жить.
Он привстал на кровати.
– Она кого-то убила?
– Вам не составило труда догадаться исходя из того, что вы в ней увидели?
– Или кого, если быть точным.
Мне, как никогда, захотелось послушать подробности этого видения, и я инстинктивно постаралась придвинуть к Станиславу привинченный к стене стул. Мы заулыбались, и напряжение между нами заметно спало. Невысокий и крепкий мужчина в серой пижаме сел на кровати и прислонился к стене. Теперь я видела его исключительно в профиль, и не могла словить всех физиогномических изменений, если он намеревался мне соврать. Но отчего-то мне и не особо хотелось. Работая с ним без малого две недели, я еще ни разу не поймала его на лжи. Станислав искренне верил во все, что видел. Возможно, именно по этой причине в свой расцвет сил он сидел в одиночке психбольницы, седой словно старик.
– Если в человеке бес, то, сосредоточившись на точке между бровями, можно его узреть. Он появляется как наложение полупрозрачного снимка на человеческом лице. Если в несчастном несколько бесов, то они меняют свои обличия и их жуткие лица сменяют друг друга.
– И я могу их увидеть?
– Да, можете! Тем более вы уже поверили в них.
– Но у вас не было времени сосредоточиться на Лукреции. Нескольких секунд в дверном проеме явно не хватило б.
– Вы правы. Я их вижу по-другому. Для моего взора демоны искажают человеческий взгляд, говоря мне то, чего не говорят другим. Они чуют меня, знают, что я их вижу, поэтому не прячутся вовсе. Эта хрупкая девушка, она… – он на несколько секунд замолчал, словно припоминая тот момент.
Я заулыбалась и опустила голову. Внезапно мой разум восторжествовал, и я перестала верить этой театральной попытке вспомнить Лукрецию. Он непременно должен был ее помнить, где еще этот чудак мог видеть обилие бесноватых, сидя один в четырех стенах.
– Что вас смутило? – мгновенно отреагировал он, повернувшись ко мне.