Я смотрел, как они потянулись прочь, готовясь уйти. Миллисэнт меняла форму, чтобы стать какой-то изящной птицей, только в совершенно ином масштабе. Я чувствовал их срочность, но Пенни не уходила.
«Иди, чёрт тебя побери!» — молча выругался я. Упрямая, как обычно, она подошла ближе. Я силился заговорить, но Брэксус взял контроль на себя, пока я отвлёкся. Мой голос больше мне не принадлежал.
— Нам нужно спешить, Графиня, — простерёг её Гарэс.
Она подняла ладонь:
— Только минуту. Дай мне минуту. Позволь мне попрощаться, — сказала она. Выражение на её лице меня пугало. Она собиралась сделать что-то глупое.
«Кто-нибудь, посадите её на чёртову птицу, и унесите прочь!» — выругался я им.
Мои губы разомкнулись без моего на то желания, и произнесли слово:
— Пенни.
Она стояла рядом со мной на коленях, и её лицо заставило меня пожалеть, что я не умер на самом деле. Никакому мужчине не следует видеть такое. Её губы и щёки были искажены горем, а её глаза были гротескно опухшими. Плечи её сжимались от подавленных эмоций.
Я никогда в жизни не видел, чтобы она выглядела настолько идеально уродливой. Один только её нос… ну, если бы я был жив, я бы содрогнулся.
И почему-то, несмотря на сопли и рвущиеся из горла рыдания, она всё равно была самой прекрасной из всех, кого я когда-либо видел. Я бы что угодно отдал, лишь бы ещё раз обнять её.
«Так и будет», — пришли мысли Брэксуса. Даже зная, что эти мысли не были моими, ощущение всё равно было странным. Даже в моей собственной голове его голос звучал прямо как мой.
— Пенни, помоги мне, — сказал он ей.
Внутри я неистовствовал:
«Что ты делаешь?! Она должна уйти».
— Я не могу, Морт, — тихо сказала она, говоря тихим голосом, чтобы её спутники не услышали. — Я видела, как это было с Роуз и Дорианом. Я не могу оставить тебя.
«Да, да, ещё как можешь!» — мысленно кричал я ей, но она, естественно, не могла меня слышать.
— Не уходи, — сказало моё предательское второе «я». — У меня есть идея.
Она всё ещё думала, что говорит со мной. Я был в ярости, трясясь и ярясь всем своим существом.
Взгляд Пенни изменился, когда в нём снова мелькнула надежда.
— Мне нужна твоя любовь, — сказал мой ублюдочный двойник. — Мне нужно ещё немного силы, чтобы это сделать.
— Чтобы что сделать? — прошептала она. Я чувствовал её дыхание у себя на лице.
— Я могу спасти детей, — бессердечно сказал он ей, играя на её самых уязвимых эмоциях.
До этого момента своей жизни я лишь думал, что понимаю, каких глубин может достигнуть ненависть, но тут я обнаружил, насколько она бездонна. Я ненавидел себя, своё второе «я», настолько сильно, что это выходило за рамки понимания.