— Это безумие.
— Нет, это — Мордэкай, — ответила она, снова вернувшись к своей теме. — Он любил по-простому, но встреченные им существа, нажитые им враги… они сделали его очень осторожным. Всё, чего ты не знаешь, не может быть выкрадено из твоего разума и использовано против него или, что важнее, против его семьи.
— Это немного чересчур, — подал мысль Питэр.
Роуз прищёлкнула на него языком:
— Подумай о Уолтэре Прэйсиане. Ты знаешь, что с ним было. Морт твёрдо решил любой ценой избежать чего-то подобного для себя.
— Это лишь подчёркивает тот факт, что он никогда на самом деле не доверял мне, — указал Питэр.
Как логик, Роуз окружила его своим доводом:
— Нет, это лишь отбрасывает тот факт, что эти тайны выражали собой недоверие. На самом деле он доверял тебе. Он тебя любил, если уж на то пошло.
— И из чего же это следует?
— Тебе дорог Мэттью? — внезапно спросила она, — А что его дочь, Мойра? Что о тебе думает малыш Коналл?
Проведя с ними бессчётные часы, Питэр любил всех четырёх детей Мордэкая. Он также знал, что они отвечали взаимностью:
— Они мне очень дороги, и я уверен, что я дорог им, конечно, но они — дети. Им неведомо коварство.
— Храбрый человек может повернуться спиной к убийце, или позволить тому носить нож в своём присутствии, но он никогда не оставит его наедине со своими детьми. Более того, он не позволит своим детям полюбить и начать доверять такому злодею.
Питэра как громом поразила ясность этой мысли. Какое-то время он сидел неподвижно, обдумывая её слова.
Роуз снова начала уходить:
— Благодарю, — сказала она.
— За что?
Улыбка, которой она его одарила, была печальной, но не настолько, насколько была прежде:
— За то, что горевал, и поделился со мной своим горем.
— Подождите, — сказал он.
— Да?
— Я всё ещё не знаю, что делать, — признался Питэр.
Она мудро посмотрела на него:
— А мне откуда знать?
— Но вы же вроде так хорошо всё понимаете…
— Потеря мужа научила меня скромности. Я знаю чуть менее чем ничего, — парировала она. — Я просто думала, что тебе следует принимать решение, основываясь на правде, а не на своих сомнениях. Мордэкай доверяет тебе. Он попросил тебя что-то сделать, наверное — что-то трудное. Делать это или нет — выбор за тобой.
— А что если это может повлиять на всех нас? — спросил Питэр.
— Всё, в чём замешан этот человек, влияет на всех нас. Моё собственное горе слишком велико, и я уже не могу обо всём этом беспокоиться, — закончила она, и ушла, снова оставив Питэра в обществе его собственных мыслей.
Держа нож на уровне глаз, Питэр смотрел на вставленный в рукоять зелёный камень. «Осмелюсь ли я убить человека, которому я служил, и которого я любил все эти годы? Сохраню ли я своё место здесь? Пенелопа этого никогда не простит».