Секунды обернулись минутами, пока я работал, потеряв счёт времени. Я заострил свой фокус настолько, что для меня существовали лишь руны, которые я чертил, и воспоминание, которое я вытянул из далёкого прошлого. Воспоминание тайного проекта Мойры Сэнтир и первого Мордэкая, чары, которые он создал, чтобы спасти их от нависших над их миром тёмных сил… чары, создавшие Сияющих Богов.
— «Это неправильно!» — снова возопила она у меня в голове.
— «Скажи это женщине, изначально тебя создавшей», — парировал я.
— «Она не привязала меня к этому миру на всю оставшуюся вечность. Она знала, что содеянное ими было ошибкой».
— «Если честно, мне плевать. Ты будешь помогать мне, пока мои цели не будут достигнуты, и тогда я тебя отпущу, если ты этого хочешь», — отозвался я. Чары были завершены, и сжались, схлопываясь, связывая магический разум — единственное, что осталось от Мойры Сэнтир. Не задерживаясь, я произнёс слова, которые встроил в чары, подчинив её своей воле.
Её голова склонилась в поражении, когда я убрал внутренний щит, удерживавший её на месте, пока я работал.
— «Я — твоя рабыня. Не думала я, что ты способен на такое зло. Я тебя недооценила», — мысленно уведомила она меня.
— «Знакомое чувство», — ответил я. — «Я больше не могу себе позволить роскошь мягкосердечности, но Мал'гороса я ОСТАНОВЛЮ, тем или иным способом».
Судя по осмотру непосредственных окрестностей, моя публика решила не вмешиваться. Моя дочь смотрела на меня широко раскрытыми глазами, держа за руку свою мать. Лицо Пенни было нечитаемым, а Сэр Иган пришёл в себя достаточно, чтобы встать рядом с ней. Поскольку ситуация всё ещё оставалась спокойной, я убрал свой зачарованный щит во второй раз. Никто не сдвинулся с места.
— «Забирайся на дракона», — приказал я, демонстрируя процесс моей новой слуге. Мойра Сэнтир нехотя последовала за мной. — «И ещё — молчи, я не хочу, чтобы ты пока с кем-то ещё говорила, особенно с моей дочерью».
Гарэс подобрал под себя ноги, чтобы снова взметнуться в небо, и я отвернулся. Смотреть на мою семью было слишком больно, и взгляд моей дочери был одновременно печальным и обвиняющим. Она спроецировала мне своим мысли, впервые за свою ещё юную жизнь:
— «Почему ты забираешь мою мать?» — спросила она, и от касания её кроткого разума у меня заныло сердце.
Я закрыл глаза, и сосредоточил свой магический взор на небе, отказываясь отвечать. Для меня это было уже слишком. Дракон взметнулся в воздух, и ветер загремел хлопками его мощных крыльев.
— «Отец?»
Моя решимость сломилась, когда я услышал это слово: