— «Быть может, будет лучше оставить моё происхождение в тайне. Ему это принесёт лишь боль».
— «Я множество вещей держал в себе, но скрывать от него это было бы нечестно», — сказал я ей. Раскрыв рот, я заговорил вслух: — Мойра создала её как своего рода копию своей личности и воспоминаний перед боем с Балинтором, — сказал я. Причину, толкнувшую её к этому, я не озвучил. Я сомневался, что даже дракон знал, что моя дочь была мне на самом деле не родная.
Глаза дракона расширились от изумления:
— Я думал, что в вашем роду это было запрещено.
— «Действительно, запрещено», — сказала Каменная Леди, потупив взгляд, — «но она всё равно решила это сделать. К тому моменту не осталось никого, кто мог бы оспорить её решение».
Дракон имел ввиду особый дар волшебников из рода Сэнтир, способность создавать разумные сознания из одной лишь магии. Подобно таланту Прэйсианов к невидимости, её род был способен создавать разумные заклинания в качестве временных слуг или помощников. Их создания принимали множество форм, порой будучи всего лишь маленькими посланниками, похожими на птиц, а порой будучи сложными сущностями, которые использовались для придания разума механическим слугам.
Единственным правилом, которого всегда придерживались волшебники Сэнтиров, было никогда не создавать истинную копию, клона самих себя. Это считалось жестоким и бесчеловечным, и, учитывая мой собственный статус чего-то подобного этому, я был вынужден согласиться с их умозаключениями.
Я с интересом наблюдал за этими двумя сущностями, просуществовавшими уже более тысячи лет. Двое свидетелей и участников одной из величайших трагедий, когда либо случавшихся с человечеством — двое знакомых, не разговаривавших друг с другом с того дня, как Гарэс трансформировался, и погубил как врага, так и людей, которых он собирался защищать. Для столь долгожданной встречи эти двое были удивительно подавленными. Они долго молчали.
По прошествии, казалось, часов, хотя, вероятнее всего, лишь пары минут, дракон снова заговорил:
— Так ты помнишь… — сказал он, позволив фразе повиснуть в воздухе, не в силах завершить её, хотя мы все знали, что он мог иметь ввиду лишь одно событие.
— «Я — на самом деле не Мойра Сэнтир, но эти воспоминания у меня есть. Я всё помню, как если бы я была там лично», — ответила она ему.
Воздух между ними будто гудел от едва подавляемого напряжения. Исходившие от Гарэса эмоции были настолько мощными, что даже его твёрдо контролируемый разум, с его странной рептилииевой природой, не мог их скрыть. Его внутренняя боль пульсировала, и моё собственное сердце будто резонировало с ней. Это напомнило мне о том дне, когда я стал таким, какой я стал сейчас, о дне, когда меня разлучили с моей семьёй и всеми, кого я знал и любил.