– И революцию.
– Ага. – Любовь и революцию. Гоняю кусок курицы по своей картонной тарелке. Надо бы сменить тему. В разговорах о моей книге я себя чувствую освежеванной. – Джон Апдайк заходил в ресторан, где я сейчас работаю, несколько недель назад, и когда я подавала ему салат, женщина рядом с ним сказала, до чего ей нравится “Кентавр”>54, а он покачал головой и сказал, что написал его только потому, что в то время никаких других мыслей не нашлось. Вот примерно так же и я себя чувствую. – Любовь и революция. Не отвратительно.
– Вы сказали Апдайку, что вы писательница?
– Нет. – Смеюсь. – Ой нет. – Но когда та женщина, которой полюбился “Кентавр”, уронила вилку, я наклонилась ее поднять и дотронулась до кожаной кисточки у него на мокасинах – на удачу. – А вы над чем сейчас работаете?
– О. – Он смотрит себе на пальцы, пальцы тискают кромку салфетки. – Я немножко застрял.
– На чем?
– На рассказе.
– О чем он?
Вопрос явно мучителен и для него.
– Своего рода кража произведения искусства в Золотой орде в 1389 году.
Мне хочется, чтобы это было шуткой. Но нет.
– Ух ты. И сколько вы с этим работаете?
– Три года.
– Три года? – У меня нет намерения, чтобы оно звучало вот так. – Сейчас это уже, наверное, новелла.
– Одиннадцать с половиной страниц.
Такой подробностью Мюриэл не делилась, а подробность эта куда примечательнее, сокровеннее и – для меня, во всяком случае, – чудовищнее, чем неверность его жены. Не знаю, что тут сказать.
– Вы завтра на смене? – спрашивает он.
– Ага.
– А послезавтра?
– Угу. Почти все вечера. А что?
– Я пытаюсь позвать вас на свидание.
Но я не могу пойти на свидание с человеком, написавшим одиннадцать с половиной страниц за три года. Такие штуки заразны.
Наступает август, и “Ирис” превращается в фабрику свадеб: репетиции свадебных ужинов, банкеты и временами даже небольшие церемонии прямо на террасе. Ради таких событий ресторан закрывается на спецобслуживание, и мы разносим устриц, крабовые тосты, фаршированный инжир и шарики ризотто, а также шампанское по бокалам на особых серебряных подносах. Когда все гости рассажены, подаем салаты, затем закуски, затем десерты. Воды им, вина им. Подолгу стоим в ряд вдоль стены и наблюдаем за свадьбой, каждый со своим особым личным цинизмом.
Персонал у нас не юн. Всем к тридцати или за тридцать – ну и сколько там Мэри Хэнд. Женат только Виктор Сильва. Дана считает всех подружек невесты хамками и задирает их. Гарри убежден, что все женихи – чуланные персонажи, и приударяет за каждым. Мэри Хэнд отирается при музыкантах в углу, следит, чтобы они поучаствовали во всей трапезе по порядку и получили все напитки, какие пожелают. Я всякий раз говорю, что пара слишком молода. Все время кажется, будто они толком не знают друг друга. Смотрят друг на дружку опасливо.