Писатели & любовники (Кинг) - страница 44
В детстве мать ругала Эдит Уортон>60 за то, что ребенок хочет быть один и выдумывать всякое, и запрещала ей читать романы вплоть до замужества. Когда мать умерла, Уортон отправила на похороны мужа. Сама осталась дома писать. Ей было тридцать девять, и через год увидел свет ее первый роман.
Марселю Прусту, когда умерла его мать, было тридцать четыре. Если не считать года военной службы, он провел с ней всю жизнь. После ее ухода сдался в клинику нервных расстройств, расположенную в парижском предместье, там ему запретили писать. Подумывал о самоубийстве, но счел, что если он уничтожит свою же память о матери, это вторично убьет ее. Покинув клинику, принялся сочинять критический очерк о писателе Сент-Бёве, порожденный воображаемой беседой с матерью. В этой работе он обращается к воспоминаниям своего детства, к тому, как они с матерью прощались на ночь, – и это стало началом “По направлению к Свану”>61.
“Держи спину прямо, Козочка моя” – таковы были последние слова Джулии Стивенз, адресованные ее дочери, тринадцатилетней Вирджинии. Мать Вулф пробыла в постели мертвой несколько дней, а когда Вирджинию подвели поцеловать ее напоследок, мать лежала уже не на боку, а на спине, среди подушек. Щека у нее показалась холодной, как железо, и зернистой, как позднее писала Вирджиния. Через несколько дней она посетила Паддингтонский вокзал – встречала поезд брата. Закат, стеклянный купол вокзала залило пылающим красным. После смерти матери восприятие обострилось, как писала Вирджиния позднее, “словно пылающее стекло легло поверх того, что было притенено и сонно”. Той весной у нее случился первый срыв. Он продлился два года.
Несу двух черненых луфарей и турецкого жареного голубя на 13-й столик. Там спорят о наследии Роналда Рейгана, женщина говорит, что он был несостоявшимся Хауди-Дуди>62, и это замечание видится мне метким, но двое мужчин его не слышат. Подталкиваю голубя туда, где ему полагается оказаться, и тут повсюду в зале возникает жутковатый звук, похожий на инопланетное вторжение.
О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о.
Тощий парнишка в смокинге и с вислыми рыжими волосами выбегает на середину обеденного зала, люди морщатся и охают, рыжий раскидывает руки.
– Вот моя повесть, не весела, – тянет он томно. – О девушке, что мне знакома была>63.
По всему периметру зала другие ребята в смокингах продолжают о-о-о-окать. Затем песня меняет темп, все переключаются на “хей-хеи”, “боп-бопы” и “уа-о-о-о”, окружают солиста на середине, и зал взрывается аплодисментами, набирающими крещендо, когда все собираются вместе в идеальный кружок и изображают липовые улыбки а-ля пятидесятые.