Писатели & любовники (Кинг) - страница 59
Калеб говорит, что никогда не обижался на то, что отец проводит столько времени со мной. Говорит, что до того, как появилась я, отец вечно таскал его на тренировочную площадку. У него хорошо получается изображать лицо отца, когда Калеб однажды промахнулся семнадцать раз подряд. Когда я заняла его место и у меня все получилось, жить Калебу стало намного легче. Хорошие годы были, говорит. Пока друг моего отца Стю не порекомендовал Калебу интернат для мальчиков в Вирджинии – чтобы развить в нем мужчину. Мама с этой затеей боролась, но Калеб уехал, когда мне было восемь.
Когда-то я думала, что родителей сделали несчастными мои занятия гольфом, что гольф – источник их раздоров. Мама говорила, что отец портит мне детство своей одержимостью, отец говорил, что мать боится моего успеха, потому что он не вписывается в ее пролетарские фантазии о воспитании революционеров.
Мы были во Флориде – участвовали в юношеском турнире для приглашенных в Палм-Бич, – когда мама собрала вещи и уехала с Хавьером. Я играла не блестяще, но одна из моих главнейших конкуренток подцепила кишечный грипп, а другая испугалась крокодила в воде у седьмой лунки, и я победила. В самолете домой папа рассмешил меня до ужаса, спрятав лицо за инструкцией по технике безопасности и изображая, как аллигатор показывает глаза из-под воды. Мама оставила в доме несколько непогашенных ламп, поэтому мы не сразу поняли. Пока не услышали сообщение на автоответчике – старого типа, с миниатюрной кассетой внутри. Отец жахнул кулаком по ее голосу, и автоответчик полетел в стену, не успела мама договорить. Назавтра я попробовала дослушать, но кнопка “воспр.” уже не нажималась.
Потом мама сказала, что развела их с отцом не ее влюбленность в Хавьера. Сказала, что последние несколько лет с отцом были вообще-то самыми простыми. С Хави она была счастлива, и это пронизало всю ее жизнь, включая брак. А вот когда Хави начал умирать, стало невозможно. Своим отчаянием – как до этого счастьем – она с моим отцом поделиться уже не могла.
Последовало несколько недель, когда в холодильнике у нас стояла приносная еда в кастрюльках и лазаньи, мужчины у нас в гостиной наливали отцу выпить. Когда это закончилось, он слегка расклеился, рыдая над полуфабрикатными ужинами, которые я ему разогревала. Я тогда училась в девятом классе – первый год в старшей школе, где он преподавал. Два класса учил математике и тренировал в зависимости от сезона футбольную, баскетбольную и бейсбольную команды у мальчишек. Гольф со мной был спортом после школы и по выходным. Теперь, когда матери рядом не стало, он добавил в мое расписание еще больше тренировок и соревнований, в тот год мы начали ездить и по колледжам, чтобы я знакомилась с тренерами и играла раунд-другой с местной командой. Иногда слышала, как он разговаривает с тренером, вываливает ему всю историю, как его жена сбежала с умирающим священником, хотя Хави был просто фолк-певцом и агностиком. Но из-за священника байка у отца смотрелась лучше. Я боялась, что он этим своим слезливым сюжетом портит мне шансы, но к осени десятого класса мне уже пообещали полную халяву в Дьюке.