— Ваш благородь, здесь один мастеровой кричал: «Долой царя!» — и ударил меня по морде.
— Врет он! — зашумели в толпе люди.
— Ваш благородь, истинный бог, правда. — И городовой перекрестился.
Пристав лениво махнул рукой и приказал:
— Арестовать!
— Господин пристав, рабочий не виноват! — кричали люди.
— Я лучше знаю, кто виноват, а кто нет, — ответил пристав, и пролетка покатила.
Городовые выволокли со двора дядю Хусейна. Я взглянул на него и отшатнулся: он был весь в крови, ноги безжизненно волочились по земле…
— Господи, куда же царь смотрит? — сказал высокий худой человек в очках.
— Турку в ухо твой царь смотрит, — ответил старичок и зло сплюнул.
— Так вам и надо, бунтовщикам, — ворчал Загребай. — Только знаете бастовать, а работать вас нету. На войну всех, тогда узнали бы…
— Тебя там и не хватает…
— Молчать!..
На место сборища прискакали двое верховых полицейских. Они завертелись на конях среди толпы, неистово размахивая плетками:
— Разойдись, а то всех в тюрьму!
Люди хмуро стали расходиться. Я тоже отошел.
Один Васька стоял посреди улицы, заложив руки в карманы, и не двигался с места. Лицо у него побледнело от какой-то непонятной решимости.
Сначала полицейские не замечали его, тесня толпу к забору. Потом один из них повернул коня и увидел Ваську.
— Чего стоишь? Кому сказано? Разойдись!
— А я не разойдусь! — упрямо заявил Васька и твердо сжал губы.
Полицейский замахнулся плеткой:
— Уходи!
— Не уйду, здесь наша улица!
— Стебани его, Ермил! — крикнул второй полицейский, натянув повод коня.
— А я все равно не уйду!
Полицейский направил лошадь прямо на Ваську, но она, откинув морду, свернула, задев его грудью.
— Уходи, а то убью! — И он с маху стеганул Ваську плетью по спине, потом второй раз и третий.
Но Васька только глубже засунул руки в карманы и не ушел.
— Ну его к свиньям, Ермил, поехали!
Полицейские ускакали. Васька постоял еще немного, потом не спеша пошел вдоль улицы. В глазах у него стояли слезы. Я шел сзади. Васька остановился, поглядел в ту сторону, куда ускакали полицейские, и проговорил со злостью:
— Ваше благородие — свинья в огороде.
— Вась, пойдем к Алеше Пупку, скажем про отца.
Васька не ответил, но согласился и первым пошел к дому Алеши. Какое-то время мы шли молча. Мне было жалко Ваську.
— Больно, Вась?
— Ни капельки…
— А почему плачешь?
— Кто тебе сказал? И не думаю плакать.
— Я вижу…
— Обидно, — сказал Васька, — за что они дядю Хусейна топтали, ведь он за слепого заступился!..
— Это все Загребай… И правда, хрюкало…
Алешу Пупка мы застали дома. Лицо у него было грустное: только что похоронил попугая. Птицу ему принесли вместе с разбитой шарманкой. Слепого отца тоже люди привели, уложили в постель, и кто-то сказал, что он, наверно, больше не поднимется.