В следующий раз они пересеклись на практическом занятии, посвященном возможностям мозга. Курсанты любили эти лабораторные работы, дававшие потом неисчерпаемое количество поводов для насмешек над несчастными добровольцами, публично садившимися в лужу. На стороне Лаудера были достижения химии и высокоточная техника, у них — только природные данные, и результат был предсказуем.
Лаудер нарочно вызвал щуплого Головастика — вес был нужен небольшой, вкатил ему в плечо дозу анестетика под видом средства, улучшающего чувствительность кожи, и придавил его шею полупрозрачным листом, искажавшим то, что человек мог увидеть под ним, скосив глаза, а видеть он мог только свои коленки и руку в бионической перчатке, лежавшую на них. Передаваемые через перчатку импульсы воспринимались мозгом как сигналы раздражения кожи и нервов, и Головастик напрягся, пытаясь разгадать подвох – он чувствовал и называл вслух то, что ощущал, и не понимал, почему остальные с каждым его ответом хохочут все громче. Секрет был довольно прост — рука ему не принадлежала, это был муляж, который демонстрировал способности мозга к самообману.
— Внушаемость один из самых верных признаков слабака, — насмешливо сказал ему Лаудер, опуская искажающий экран и отодвигая искусственный манипулятор в сторону.
— Я ее чувствовал, — мрачно возразил Головастик.
— А я Папа Римский, — согласился Лаудер. — Подумай о смене профессии, малек.
Лаудер с интересом ждал, на что именно толкнет его обида, про себя решив, что за любое ее выражение отчислит его текущим днем. Но Головастик молчал, только смотрел исподлобья светлыми до прозрачности глазами, которым уже научился с момента их первой стычки придавать абсолютно ничего не выражающий вид. Лаудер даже решил, что потехи не будет, когда аудитория вдруг восторженно взвыла — механическая рука поднялась и сложилась в неприличный жест.
И пока все ржали и хлопали, Лаудер нащупывал в кармане пульт от манипулятора, чтобы убедиться, что это случайное нажатие кнопки приказало руке сделать то, что вызвало такой восторг у курсантов, а вовсе не невзрачный Эндрюс.
Серый, как пепел.
По окончании второго курса шел самый серьезный отсев, зачетная неделя растягивалась на месяц, объем сдаваемого материала был огромен, и никаких скидок никому не делалось. Курсанты нервничали и теряли последние остатки самообладания, требуемые для успешного перевода на третий курс. Лаудер даже коллекционировал их выдумки, от миниатюрных гаджетов до химических стимуляторов. Первое никому не могло помочь в силу того, что информационный вакуум в аудитории обеспечивал сам Лаудер, вторым они не умели пользоваться правильно, и медицинская бригада то и дело снималась по вызову прямо на экзамен. Отчисляли помимо не сданных дисциплин за нервные срывы, за проявленные неадекватные реакции, за пропуск занятия и даже за опоздание. Такая обстановка выбивала всех, кто в стрессовой ситуации терял способность контролировать себя, численность взводов стремительно сокращалась до пяти-шести человек против набранных пятнадцати, и это было нормально к последнему экзамену.