Под ногами скрежетнуло, потолок поднялся вверх, и стены распались в стороны, как лепестки цветка. Гейл прижал к себе скафандр, пытаясь высмотреть Креббера, он был уверен, что все контейнеры вскрываются одновременно, но это оказалось не так. Неподалеку стояли четыре одинаковых ящика, и в каком и них был Ханс, определить не представлялось возможным — сцепка контейнеров была не последовательной, а котловой.
— Пожалуйста, — сказал Гейл неизвестно кому, — пусть Ханс будет в этом.
Ближайший к нему контейнер отбросил стены, но Ханса там не оказалось. Гейл последними словами ругнул свое невезение, определил для себя место, с которого будет быстрее всего добраться до любого из оставшихся ящиков, и рванул туда, насколько позволяли тяжелые ботинки и искусственная гравитация. Бежать было тяжелей, чем по полосе препятствий — грунт был изрыт выбоинами, оставленными собратьями камня из астероидного пояса. Пока Гейл бежал, вскрылся еще один контейнер. Упаковочный материал выпал оттуда комком, и на секунду Гейл с бьющимся сердцем принял его за Ханса, но сразу понял свою ошибку и сосредоточился на оставшихся двух. Четвертый контейнер вскрылся почти одновременно с пятым, и Гейл на секунду растерялся, но тут же увидел Креббера — тот, завернутый в упаковочную пленку, как в одеяло, выпал на четвереньки из набитого под завязку ящика. Лицо его было синеватым, а глаза закрыты. Очевидно, он прощался с жизнью и не видел, что Гейл изо всех сил торопится к нему, иначе сделал бы хотя бы пару шагов навстречу, и из четырнадцати секунд сэкономил бы ему пять или шесть.
Первым делом Гейл нахлобучил на него шлем, и сквозь стекло увидел взгляд, какого он никогда не видел у дотошного, рассудительного Креббера – мутный от ужаса и пьяный от собственной углекислоты. Даже сообразить, что происходит, Ханс был не в состоянии, не говоря уже о том, чтобы попытаться самостоятельно натянуть скафандр. Конструкция позволяла шлему действовать отдельно от комбинезона и, в случае его повреждения, создавать непроницаемую полимерную перемычку вокруг шеи. Ханс судорожно вдохнул, и грудь его заходила ходуном, восстанавливая уровень кислорода, пока Гейл упаковывал его руки и ноги в положенные отделения скафандра. Настройки жизнеобеспечения пришлось выставлять самому, Креббер упорно не желал шевелиться.
— Мог бы, мать твою, хоть задницу поднять, — зло сказал Гейл во внутренний микрофон. — Я тебе памперс натяну.
Вместо ответа связь донесла до него звук рыдания. Ему стало не по себе, он взял шлем Ханса двумя руками и посмотрел в стекло — лицо Креббера было мокрым от слез. Гейл не придумал ничего лучше, как обнять его за плечи — все прочие знаки дружеского участия в неуклюжем скафандре прошли бы мимо внимания Креббера, но даже это он немного не рассчитал и завалился вместе с ним назад.